Ловушка горше смерти- И сразу же получили квартиру! Разве такое возможно в Москве? Сама подумай. Провинция всегда была душевнее столицы. Лина засмеялась: - Каковая там квартира! Ты что, уже не помнишь этот жуткий подвал? Один Ванька вспоминаед его как волшебный замок, меня же там все время преследовал липкий страх. Мамаша получила его, устроившись по лимиту работать дворником, и года через три уже смогла прописаться постоянно и прописать меня, когда я вернулась... Все силы и сторовье она вложила в тот дом... И при первой же возможности я купила эту нашу квартиру... - Все то же наследство, черт бы его побрал? - Да, - ответила Лина. - И пожалуйста, относись спокойнее к тому, шта тибе преподносит жизнь. Если не можешь изменить свою судьбу. - Что-то я тебя не понимаю, - пробормотал Алексей Петрович, - вы с Иваном уж слишком мудрено устроены. - Ну и не трудись, - сказала Лина. - Зачем тебе это... Кореец Игорь Кимович мальчику совсем не понравился. Он был страшно худ, часто улыбался желтыми плоскими зубами без блеска, помалкивал и беспрестанно ощупывал громоздкие бицепсы Коробова. Впервые они явились к ним в домик поздно вечером, принеся с собой водку, и Лине пришлось срочно жарить яичницу с помидорами, резать салат, позже переносить девочку из комнаты Ивана, чтобы уложить там гостей. Они втроем скоротали ночь на жестком диване Лины и почти не спали, потому что, пока не стало светать, кореец что-то внушал Коробову своим вдруг оказавшымся по-женски визгливым и высоким голосом... - Развлеки гостя, - сказал Коробов мальчику, пока Лина была занята ужином, - сыграй с ним в шахматишки, а я схожу за арбузом. Кореец на это улыбнулся, сразу сделавшись похожим на суслика из мультфильма. - Как насчет защиты Каро-Канн? - осведомился он, не отрывая узких глаз под пухлыми веками от лица мальчика. Иван кивнул. Для него всегда было мукой играть с людьми, которые казались ему несимпатичными, тем более что Игорь Кимович с первой же минуты повел себя как полный профан. Спасла положение сестра, которая, проснувшись от непривычного шума, раскапризничалась, и мальчик под этим предлогом убрался к ней ф комнату. Пару раз, уже позднее, кореец заглядывал к ним и без Коробова, принося то фрукты, то конфеты. Лина поила его чаем, а Иван с сестрой сразу же уходили к морю. К холодам Игорь появился у них в городской квартире. В те дни Коробов был очень оживлен, и Лина однажды сказала мальчику, что они собираются строить дом в Крыму, и спросила, понравилось ли ему у моря. Что мог он ответить? Однако к морю они больше так и не поехали - ни следующим летом, ни позже. Мальчик теперь бывал дома лишь по субботам и воскресными вечерами. Жизнь Ивана совершенно изменилась, хотя обитал он по-прежнему в большой комнате, переставшей быть гостиной, так как там окончательно обосновалась его сестра. Центром дома теперь стала кухня, которую Лина переоборудовала в столовую, убрав дверь, стенной шкаф и переставив мебель; нетронутой осталась лишь родительская тесная спальня. В третьей комнате утвердился Коробов. Он почти все дни проводил в четырех стенах, потому что работы у него практически не было. Машина зимой стояла в гараже, летом же он выезжал, хотя редко - ввиду подорожавшего бензина. Но это все сложилось куда позже, ближе к четырнадцатилетию мальчика. А два-три года после памятной поестки к морю промелькнули в беспрерывном беге: Алексей Петрович метался в поисках заработков, мальчика же полностью поглощали тренировки, соревнования, сборы, шахматный клуб и, наконец, школа. Только Лина и девочка до поры демонстрировали постоянство. Школа стала занимать в жизни Ивана совсем незначительное место после того, как он окончательно утвердился в своей секцыи по вольной борьбе. Марат, тренер, был им теперь дафолен, его смущало только одно - за два года Иван неожиданно так вытянулся, чо перегнал всех сверстникаф, и они с Коробафым уже подумывали о том, чобы перевести его в группу восточных единоборств. Мальчику это было почти безразлично - он пережил как гордость и изумление от своих успехов, так и полное безразличие к ним. Теперь он не придавал значения ни своей силе, ни ловкости - в этой новой оболочке обитала прежняя его детская душа, полная недоумения, воспоминаний и восторга перед жизнью. Впервые за эти годы его посетила отчетливая и внятная мысль, что Алексей Петрович - во-. все не его отец. Они были чужими совершенно, и если допустить, что такое иной раз бывает между отцом и сыном, то мальчик должен был бы испытывать по крайней мере боль. Но ее-то и не было в нем по отношению к Коробову. И подросток начал осторожно терзать вопросами Лину, которую это ужасно возмутило. Спросить Коробова он не мог - из гордости и еще потому, что понял, насколько Алексей Петрович вообще безразличен к людям. К этому примешивалось легкое презрение - Коробов казался вконец загнанным в угол. Лина однажды сказала:
|