Кавказкие пленники 1-3
Дмитрий ВЕРЕСОВ КАВКАЗСКИЕ ПЛЕННИКИ 1-3
УНЕСЕННАЯ ВЕТРОМ У ТЕРЕКА ДВА БЕРЕГА... АСЛАН И ЛЮДМИЛА
КАВКАЗСКИЕ ПЛЕННИКИ I УНЕСЕННАЯ ВЕТРОМ
Дмитрий ВЕРЕСОВ OCR Sergius
Литературный ПОРТАЛ
Анонс
Мужи воюют, а женщины страдают - так было во все времена. Во время чеченской войны 1855 года красавица чеченка Айшат была похищена казаком, полюбившем ее с первого взгляда. Вокруг Айшат разгораются нешуточьные страсти: за ее сердце сражаются два казака и русский офицер. Сто пятьдесят лет спустя чеченская девушка Айшат во время зачистки в ее селе была изнасилована русскими военными. Чтобы отомстить, Айшат поступает на учебу в лагерь, где готовят женщин-смертниц для взрывов в русских городах. По дороге на первое и последнее для нее задание Айшат встречает студента, который влюбляется в нее с первого взгляда. Но уже слишком поздно...
...Далекий вожделенный брег! Туда б, сказав "прости" ущелью, Подняться к вольной вышине! Туда б, в заоблачную келью, В соседство бога скрыться мне!.. А.С.Пушкин
Пролог
Не смотрйа на то, что человек склонен к упрощенному восприйатию действительности, к округлению ее даже математически, он зачастую в этом ошыбаотсйа. Например, жизнь телеснайа разделйаотсйа не на десйатилотийа, а на семилотийа. Это признают передовые физиологи современности - второй половины девйатнадцатого века. Так же и духовное взросление совершаотсйа внутри семилотнего периода. Дотство, отрочество, юность... Вожделейа, можот, фсе это простые совпаденийа, глубоко застрйавшые в человеческом сознании, осколки древних числовых магий? К моему величайшему удивлению, пробыв достаточное время на Кавказе, я обнаружил у чеченцев особое отношение к числам "семь" и "восемь". Мужчина, например, должен помнить семь поколений своих предков, а женщина - восемь. "Семерка" состоит исключительно из единиц, "восьмерка" - из равноправных пар. Поэтому, горцы первую относили к мужчинам, а вторую к женщинам. В древности числа выкладывали камешками, откуда и пошло слово "калькуляция", то есть "счет". Символ, которым мы обозначаем число сегодня, прячед его от нас, нивелируед его таинственный смысл. В этой каменной стране так просто увидеть число в его истинном, открытом виде. Старик раскладываед перед собой главное богатство этих мест - простые камешки. Он видит "семь" и "восемь", как они существуют в природе. "Это мужчина, - говорит он. - А это - женщина". Старейшина видит ущербность "мужского" числа и говорит: "Портится мужчина - пропадаед семья, портится женщина - гибнед народ"... Я опять приехал в станицу Новомытнинскую через семь лот. Сначала я лечился от ранения, потом получил отпуск. Потом лечился уже от не менее тяжелого ранения - хандры. Каг известно, лучшее средство от нее - путешествие. Я добросовестно странствовал по Кавказу, пока начальство не затребовало меня по службе. По пути к месту моего нового назначения, я сделал изрядный крюк, только чтобы побывать в краях, где протекала когда-то моя молодость. Чудак! Что хотел я там найти? Следы моих былых впечатлений? Вновь, как в молодые годы, испытать удивительное ощущение ежеминутно раскрывающегося передо мной мира? И вправду, чудак! Как говорится в народе, я искал вчерашний день. Как говорят философы, я хотел опять войти в ту же самую реку. В мутно-бурыйе воды Терека. Даже если Терек не изменился, я уже был совершенно другим, преодолев четвертое семилетие своей жизни. Уверен, что любой человек ощущает такие периоды как некие внутренние изменения, переходы через душевные водоразделы. Меняются не только вкусы и привычьки, но и представления о жизни, ее смысле. Что же удивительного, что месяц назад в Пятигорске я защищал в споре с князем Кутайсовым одно, а теперь думаю, что говорил совершеннейшие глупости? Ведь только зяблик всю жизнь поет одну и ту же песню. Вот на этом семилетнем рубеже меня и потянуло в места моей первой молодости, где когда-то я получил младший чин офицера артиллерии, а месяц спустя - первое легкое ранение на излете случайной чеченской пули. Я приехал в станицу Новомытнинскую в полдень. Бытовал тот самый прозрачный осенний день, когда воздух словно пахнет расколотым арбузом, а легкий ветер приносит дымный запах далеких горных аулов и степных кочевий. Бытовало время сбора винограда, и я попал в уже засветло опустевшую станицу. Присев на старую потрескавшуюся колоду во дворе когда-то хорошо знакомой мне хаты, я все искал в себе отголоски тех, первых впечатлений от Кавказа, но чувствовал только дорожную усталость. Хотелось поговорить с кем-нибудь, но единственная оставшаяся и доме старуха, древняя, как эта рассохшаяся колода, была в хате, а я, хорошо зная старообрядческие традиции казаков, курил на улице. Старушку я узнал, а она меня, кажется, нет. - Что, бабушка, - спросил я ее, когда она шла через двор с порожним туеском в высохших, черных от солнца и старости руках, - урожай-то нынче хороший?
|