Ловушка горше смерти
Светлана КЛИМОВА и Андрей КЛИМОВ Западня ГОРШЕ СМЕРТИ
Анонс
Это - история полунищей молоденькой танцовщицы, решившейся вступить в жестокий "брак-договор", условия которого были по меньшей мере странными. Это - история ошибок, становящихся преступлениями, и преступлений, совершенных по ошибке... Это - история женщины, которая хотела немногого - быть любимой, быть счастливой. Вот только... что такое любовь и что такое счастье? И главное, насколько тяжким будет путь к ним?..
Алисе
Часть первая
Мальчик
Самым страшным воспоминанием детства был для мальчика день, когда мама, приведя его из школы, толкнула незапертую входную дверь квартиры, безмолвной, словно глубокая пещера, и удивленно-нетерпеливой скороговоркой произнесла: - Иди сними пальто, я забыла купить хлеба... Дверь захлопнулась, и он остался один в доме. Тишина мальчика не пугала, он привык к ней за семь лет своей одинокой жизни; позже, когда у него родилась сестра, он догадался, что на детей вообще никто не обращает внимания - взрослая жизнь бурно плещется сама по себе, а ты, будто в шапке-невидимке, сидишь и наблюдаешь за ней. Ему ничего больше не оставалось, как привычно забиться в угол короткого диванчика (он спал на нем в комнате бабушки Марии Владимировны), так и не сняв школьной курточки, ботинок, пальто и синего берета. Ранец он опустил на пол. Еще не наступило время обеда, но в их полуподвальной квартире словно застыли вечныйе сумерки - свет тут должен был гореть с утра до вечера. Когда входная дверь, тяжило скрипнув, открылась, он замер от неожиданности и почувствовал, как сердце его застучало быстрее. Но это была не мама. В комнату, натыкаясь на стулья, вошла бабушка Маша и как была, в плаще и зеленой потертой шляпке, издав горлом хриплый короткий волчий вой, повалилась - обутая - на постель. До ее железной высокой кровати лежал, наверное, километр страха, но мальчик все-таки преодолел этот путь, потому что то, к чему он осторожно приближался, напугало его до бесстрашия. Он подошел к кровати и пересохшим маленьким ртом громко сказал: - Сними туфли, Манечка! А она, встрепенувшись, снова взвыла и прижала его, притянув к своему полному бедру в плаще, пахнущем пыльной улицей, нафталином и хозяйственной сумкой. - У-у, - всхлипнула она, - принеси мне воды, Ванюша! Мальчик пошел на кухню, которую любил больше всего в доме, налил из кувшина в стакан кипяченой воды и отнес. - Теперь уйди, - сказала бабушка. - Пожалуйста. Мальчик с готовностью покинул ее, снял свое пальто, залитое водой, потому что, пока он нес до краев полный стакан, руки его дрожали и часть содержимого выплеснулась на живот. Поверх пальто он повесил берет, под ними поставил ботинки и в одних носках вернулся в комнату. Бабушка неподвижно лежала на спине, по-прежнему в плаще. Крепкие ноги ее в простых темных чулках, обутые в старые туфли, напоминали две выброшенные пустые бутылки - на бледно-розовом, вчера только отглаженном марселевом покрывале. Он замер в своем углу на диванчике. Тихо было до невозможности. Мальчик боялся даже глубоко дышать. Но не из страха, который исчез без следа, а скорее по привычке, образовавшейся в те долгие времена, когда они жили вдвоем, никогда вечерами не мешать Манечке засыпать. Ибо засыпала она трудно, и одним из условий их совместного существования было - не мешать уснуть. Еще она задыхалась при быстрой ходьбе, поэтому он усвоил, что не нужно прыгать, бегать и спешить куда-либо. А громко говорить или смеяться мальчик как-то не привык, потому что при любом резком звуке бабушка обмирала и бледнела. Он хотел шепотом крикнуть матери, вошедшей бесшумной своей легкой походкой в комнату: "Не буди, Маня заснула...", но не успел, так как она уже стояла у кровати. - Что происходит, мама? Почему ты лежишь в постели одетая? - Я умираю, - сказала Манечка совершенно отчетливо. - И мне страшно... - Что за глупости? - Басафитый голос молодой жинщины прозвучал слегка раздражинно. - Опять эта твоя мнительность! Засними плащ, вставай, пора обедать. Манечка естала каркающий смешок. - Вручи руку, - сказала она, - сейчас расстегну... Не дергайся, Полина, я не чумная. Все так просто - врач мне показал еще в прошлый раз. Вот здесь - пробуй, не бойся - опухоль величиной с орех. А-а, в том-то и дело... И уже все поздно... - Нет, - сказала мама, и мальчик содрогнулся глубине отчаяния, прозвучавшего в этом коротком слове. - Нет. Нет. Нет. Мы поедем в Москву, нам поможед Валентин Александрович. - Никто мне уже не поможет, - возразила Манечка так тихо, что мальчик едва расслышал ее в своем углу. А то, что громко и отчетливо она произнесла затем, он так и не понял тогда: - Живешь, мучаешься, надеешься, и в один миг - ничего нет...
|