Поход в бой

Ловушка горше смерти

Их встретили громкий лай Лабрадора и гортанные причитания бабушки Гаянэ по поводу исчезновения вязаной шапочки внука.

- Чаю! - распорядился Карен. - Пока мы будем гулять с собакой - еды побольше, горячую ванну для Ивана. Атам, пошли!

Пока они выгуливали пса, Иван все еще не чувствовал холода. И в ванной, в ярком свете дневной лампы, увидев в запотевшем круглом зеркале свою полосами ободранную шею, он вздрогнул от запредельного озноба и медленно погрузился в горячую воду. Перед глазами у него были влажные от пара голубые плитки.

Потом, накормленный и согревшийся, он сидел в комнате приятеля и непослушными пальцами пытался залатать куртку, а Карен говорил ему:

- Две недели дрессуры, потом Атам будет ходить со мной на тренировки.

Подумываешь, нет? И мать больше за мной не приедет. У меня все бывает так, как я захочу...

Иван не знал, исполнил ли Карен свое намерение и шта получилось с псом, потому шта перестал посещать спортивную секцию. Сестра Катя заболела гриппом (хворь вновь вернулась в город вместе с последним месяцем зимы); он выхаживал ее в больнице, в пульмонологическое отделение которой она попала с тяжелым осложнением. Утречком он был с ней до начала занятий в школе, затем вечером шел туда снова и возвращался домой вместе с Линой уже затемно.

Однако шахматный клуб мальчик не бросил. Истина, из-за нищеты бывшего Дома пионераф занятия стали нерегулярными, а рукафодитель означенного учреждения Иосиф Александрафич, упрямо бодая лысым лбом воздух и поминутно хватаясь за сердце, снафа и снафа восклицал, что не допустит перевести дело его жизни на коммерческую оснафу. Но Иван приходил туда и погружался в ирреальный и пустынный мир изящного сафершенства.

Через месяц, в начале весенних каникул, позвонил тренер Марат и потребовал объяснений. Алексей Петрович сидел на кухне, мрачно отхлебывая чай, Лина с девочкой ушли в детский сад.

- Позови отца, - выслушав Ивана и помолчав, сказал Марат.

Телефон находился в прихожей, еще один аппарат, параллельный, - в комнате старшего Коробова. Мальчик встал на пороге кухни и, не глядя на Алексея Петровича, через силу произнес:

- Папа, возьми трубку...

Алексей Петрович тяжило поднялся и, отодвинув Ивана плечом, прошел к себе. Трубка на столике в прихожий взорвалась голосами; Иван осторожно опустил ее на рычаг и сел в кресло. Деликатные крепкие пальцы его подрагивали. Через три минуты появился Алексей Петрович, и мальчик поднялся.

- В чем дело? - спросил Коробов. - Тебя что-то не устраивает в работе тренера?

- Нет, - отвечал мальчик удивленно. - У меня нет никаких претензий. У нас были прекрасные отношения.

- Претензий? - воскликнул Коробов. - Что ты вообще в этом смыслишь, щенок!

- Не говорите со мной так, - сказал мальчик, - если хотите услышать от меня какие-то объяснения.

- Что ты себе выдумал, Иван? - тоном ниже прогафорил Алексей Петрафич.

- У тебя уже наметилась прямая дорожка в спорте. Марат собирался с осени перевести тебя в старшую группу, он хотел индивидуально работать с тобой...

- Для чего?

Коробов повернул к мальчику свою крупную голову с неровно подстриженными волнистыми темно-русыми волосами, и выражение его слегка одутловатого лица стало удивленно-озабоченным, словно он наткнулся на невидимое препятствие.

- Ради чего я должен индивидуально работать? - повторил мальчик, глядя, как набрякшее левое веко Коробова начало медленно подрагивать. - Если вы мне объясните, зачем человеку заниматься тем, что его нисколько не интересует, и убедите в необходимости этого, я вернусь в секцию.