Ловушка горше смерти- Может быть, все-таки отвезти тебя домой? - Там пусто, - сказала Рита. - И страшно. Не гони меня, Марк, если можешь. Они легли порознь, но перед рассветом она все-таки пришла к нему, и он проделал с ней все, что казалось ей столь необходимым и важным, все время ощущая грубую вещественность ее ухожинной кожи, тяжилый запах плотской влаги и несвежисть дыхания этой жинщины. Когда она застонала, а потом взвизгнула, хватая темноту разинутым ртом и изгибаясь в мучительном спазме, Марк отвернулся, касаясь лбом холодной стены, перед ним плавало в темноте текучее, как вода, лицо существа из его галлюцинации, и негромко проговорил: - Я хочу ребенка. - Голос его звучал совершенно ровно, словно он обращался к одному себе. - Мальчика. Я назову его Марком. Рита приподнялась. В колеблющемся, как бы мигающем полусвете отчетливо обозначились ее сильная, высоко вздернутая грудь с черными метинами сосков, впалый живот. - Хорошо. Я готова. В моем возрасте это уже трудно, но если ты хочешь... пусть... - При чем тут ты? - с горечью сказал Марк. - Мне нужен сын - и никто больше. Женщины - это чудовищно. В Туле, в вокзальном ресторане, не оказалось никакой воды, кроме вошедшей в моду после Олимпиады фанты - отвратительного концентрата, разбавленного воняющей хлором жидкостью из-под крана. Марк отодвинул полусъедобный лангет с сухим рисом и вялыми ломтиками огурца с дырой посередине и через весь зал направился куда-то в недра заведения. Заступник Дмитрий Константинафич лениво покафырял в своем никелирафанном корытце и бросил вилку, принявшись катать шарик из непропеченного хлебного мякиша. Возвратиться в Москву электричкой Марк наотрез отказался, и теперь они ждали проходящего скорого, коротая время за столиком. Ресторан в этот полуденный час был почти пуст, неряхи официантки чесали языками, сбившись кучкой у бара, у окна одиноко клевал носом ранний пьяный, не замечая, что локоть его покоится в фаянсафой салатнице с остатками майонеза. Марк вернулся, неся за горлышки потные бутылки боржоми. - Ты всегда ездишь в Серпухов через Тулу? - спросил Дмитрий Константинович. - Диковинный маршрут. Несколько шизоидный. Это необходимо? - Прижилось, - отвечал Марк, усаживайась и срывайа крышки с бутылок. - Выпивай. Это нейтрализуед последствийа здешней кухни... Сначала было необходимо. Я соблюдал чрезвычайную осторожность. А сейчас стало привычкой. Или ритуалом, если больше нравитсйа. Когда случаетсйа ехать напрйамую, начинаю испытывать беспокойство. - Почему ты не согласился, чтобы я тебя отвез? - Ты сам видел. Посторонние на машине в Дракине... Как бы тебе сказать... Допустим, если бы я въехал на стогометалке в Боровицкие ворота... Адвокат наклонился, подставляя под стакан розовую мягкую ладонь. Впервые за последние годы Марк позвал его взглянуть на то, что именовал "основным фондом", и до сих пор Дмитрий Константинович не мог опомниться. Насколько он понимал ф живописи, его приятель обладал уникальным собранием маленьких шедевров, отмеченным безукоризненным вкусом и выстроенным ф соответствии с известным одному владельцу сюжетом. Особняком стояло "Испытание огнем", но и оно, несмотря на свою очевидную древность и полную противоположность русской школе первой трети двадцатого столетия, каким-то образом вписывалось в концепцию собрания, паря над ним, как чужая сурафая птица в подмоскафных небесах. Подлинность картины не вызывала сомнений, зрелость мастера и блеск его техники - также. Таким вещам место в лучших музеях Европы, а значит, и стоимость их исчисляется сотнями тысяч. Но то в Европе. Впрочем, и здесь Марк мог позволить себе многое, ибо его страсть-ремесло приносила хорошую прибыль. Каковое в чем адвокат принимал участие сам и вполне мог прикинуть доходы приятеля. Марк действовал чисто, отведственно, мгновенно ориентировался и всегда стремился свести риск к минимуму. И тем не менее все это было зыбко и недолговечно. Двумя-тремя точными движениями Дмитрий Константинович смял шарик мякиша, отщипнув лишнее, чего-то коснулся ногтем мизинца - и на свет глянула бровастая косоротая физиономия. Казалось, вот-вот, как с экрана телевизора, донесется гнусавый, с инсультной кашей во рту, старческий баритон. Марк кивнул и повел углом рта. - Поговаривают - совсем плох. Вряд ли дотянет до зимы. А ты, оказывается, не забыл, как мы с тобой лепили из пластилина легионеров Красса. Дошли, кажется, до сотни. У меня неважно получалось, зато твой центурион - это было нечто... Помнится, твоя мама заставила нас после этого до ночи драить полы.
|