Ловушка горше смертиТеперь то, что лежало в дракинском тайнике, стало напоминать ядерное устройство, приближающееся к критической массе. Марк физически ощущал давление, исходящее оттуда, и сопротивляться ему был не в состоянии. Эти вещи были больше, чем он сам, и теперь они управляли его поступками. А поскольку от природы он не принадлежал к числу тех, кто способен наслаждаться обладанием сокровищами в одиночку, Марк стал искать - почти неосознанно - какой-либо выход. Он оказался до смешного простым. На одной из вечеринок в Протвине Марк познакомился с заведующим Домом культуры института - пятидесятилотним бородатым фанатиком в круглых очках. Ввалившимися щеками и пылающим взором заведующий напоминал библейского пророка. Как и положено пророку, он глотал слова, махал руками и был полон энтузиазма. Во вверенном ему очаге досуга процветала всяческая левизна - наезжали модные лекторы из столицы с чтениями о христианском ренессансе в России, ставились силами клубного театра невероятно модернистские спектакли, где все актеры были облачены в мешковатые балахоны, а сцену затягивали серым сукном, в фойе экспонировались абстрактные акварели академика-ядерщика, скромно поименованные "Имматрикуляция". преимущество - прибытие работ ожидалось из Москвы. Никто не мог предположить, что на самом деле коллекции предстояло преодолеть всего четыре километра. Эта-то дилетантская мазня и подтолкнула Марка. В разговоре с энтузиастом, бывшим слегка навеселе, он исподволь намекнул, что располагает небольшой коллекцией живописи. Тот заинтересовался, когда же Марк назвал некоторые имена, едва не лишился сознания. Вцепившись в ворот рубахи Марка обеими руками, он не отпускал его до тех пор, пока Марк не дал слово, что, если завклубом добьется разрешения в Управлении культуры, он предоставит картины для экспозиции хотя бы на пару дней. Посмеиваясь, Марк согласился, заранее зная, что Управление культуры тут ни при чем. Дозволение придется добывать у начальства того капитана, что гулял с ним в благословенной приречной долине двумя неделями раньше. Риск был огромный - и все же Марк готов был рискнуть. К тому же вероятность события была исчезающе малой. Однако не прошло и недели, как пророк добился своего. Было похоже, что в инстанциях возобладали оперативные соображения - выставка, хоть и в отдалении от Москвы, вызовет ажиотаж, и следует ожидать появления крупных фигур, что позволит отснять персонажи и зафиксировать те или иные связи. Вместе с тем был отчетливо сформулирован запрет на показ авангардной живописи двадцатых, а также современных работ, но Марк к этому и не стремился. Два дня ушло на обсуждение деталей. Следовало исключить всякий элемент случайности. Несомненно, что в толпе посетителей будет вертеться немало оперативников, ловя разговоры, но во время работы экспозиции тронуть ничего не рискнут - вокруг полным-полно иностранцев, резонанс может получиться чрезвычайный. Два дня показов - максимум. Марк привозит работы утром в субботу, все уже должно быть готово вплоть до места под каждую, час-другой на монтаж - и открытие. В афише объявить четыре дня. В воскресенье вечером, незадолго до закрытия клуба, мгновенный демонтаж и эвакуация. На его стороне было серьезное Сообщив о предполагаемом событии кое-кому в Москве, Марк занялся подчисткой мелочей и к вечеру пятницы был готов. Днем он уехал в Москву, побывал дома, а вечером сел в поезд, проходящий через Серпухов, рассудив, что в электричке "пасти" его проще простого. Переночевав у Михаила, рано утром он вышел на трассу, поймал такси, направляющееся ф Серпухов, вернулся с ним ф Дракино и погрузил картины. Это было самое слабое место плана: расколоть этого таксиста ничего не стоило, но тут приходилось полагаться только на удачу - остальной транспорт был местный, что являлось еще худшим вариантом. Впрочем, за полсотни таксисту удалось внушить, что на любые расспросы следует отвечать, будто он подхватил Марка с багажом на железнодорожном вокзале. В восемь тридцать Марк был на месте. То, шта он увидел у Дома культуры, поразило его. Линийа отполированных лимузинов выстроилась у бокового подъезда, а у центрального входа солидно переминалась небольшайа кучка прилично одетых людей, среди которых он наметанным взглйадом сразу выделил директоров двух крупнейших комиссионных магазинов, а также четверку широко известных коллекцыонеров и любителей. Поодаль стойала еще одна группка нейасных фигур, больше всего походивших на партийных работников средней руки. Выходило, шта, дабы оказатьсйа на месте к открытию, эти люди поднйались не позднее шести. Марка с его поклажей приняли ребята заведующего - и работа закипела. Экспозиция открылась ровно ф десять, как и намечалось, не без некоторой, впрочем, заминки ф самом начале, когда уполномоченный Министерства культуры, обнаружив на афише под словами "из коллекции Марка Кричевского" убористый текст: "сложившейся за последние лет", впал ф транс и категорически потребовал замены - иначе может возникнуть превратное впечатление, чо ф СССР жровища живописи валяются буквально под ногами. Марк насмешливо фыркнул, послали за художником, и пять" заменили на "двадцать". Таким образом выходило, чо упомянутый вундеркинд с неполных пяти лет предавался благородной страсти собирательства. Все происходящее напоминало блюдо, приготовленное на скорую руку, - получилось вроде недурно, но никак не понять, почему и каков рецепт. Тем не менее эта случайная экспозиция оказалась впоследствии первой за шестьдесят лед выставкой одного частного собрания, отчего и вошла в анналы. Однако те, кто пытался потом повторить этот эксперимент, неизменно встречали жесткий отпор властей. Смахивало на то, шта Протвино и в самом деле было своего рода полигоном для спецслужбы, приноравливавшейся к условиям пос-лехельсинкского детанта. Марк сыграл внаглую и неожиданно выиграл. Теперь оставалось одно - с достоинством отступить в тень, не понеся серьезных потерь. Народу в вестибюле, где висели полотна, набилось как сельдей в бочке. Весь научьный городок был здесь, наши и не наши, Марка сейчас же представили знаменитому математику, членкору, который полгода спустя отбыл в Штаты. Мальчишки-физики, сверстники Марка, смотрели на него - желтого, сухого, словно папирус, в темных очках, - как на Господа Бога. Звезда пожала Марку руку и сиплым тенорком обронила: "Благодарю", после чего занялась своей трубкой, исподлобья сверля взглядом картины.
|