Ловушка горше смерти- Как ты очерствела, Лина, - говорила ей с укором бабушка, - сына не приласкаешь, не погуляешь с ним, не почитаешь ему. - Погуляешь тут, - отвечала мама. - В этой тьму-таракани скрыться негде от посторонних глаз, только выйдешь на улицу - тебя так и ощупывают с ног до головы. Щупачи... Ненавижу этот город... И зачом Ивану мои ласки - он и так знает, что я его люблю больше жизни, я продержалась эти пять лет только одной мыслью, что мы когда-нибудь будем вместе. Они и были первое время вместе - до зимы, до весны, до лета. И так как она уже больше никуда не пропадала, он привык к ее внешней сурафости и сдержанности, а также к ее отсутствию - мальчик, как и прежде, прафодил большую часть времени вместе с Манечкой в этом чудном, не похожем ни на что доме... В конце лета на кухне, допустим, солили огурцы. Вначале их привозили на тележке к подъезду из овощного полуподвального магазинчика, звавшегося "Дары осени". Затем бабушкин знакомый слесарь сносил их прямо в деревянных ящиках на кухню. Маня сваливала огурцы в кучу, а тару отправляла назад, в магазин. В это время мальчик должен был огурцы сортировать, то есть отбирать крупные и желтые, а небольшие огурчики бросать в ванну, полную холодной воды. Затем... Затем на газовой плите грелась в двух больших кастрюлях вода, огурцы еще дважды промывались в ванне струей из шланга, а на полу выстраивались трехлитровыйе банки, в которыйе бабушка набивала пахучую жесткую траву, чеснок, еще что-то. Затем... Он никогда не выдерживал до конца этих манипуляций - уходил спать. А Манечка допоздна гремела на кухне, которую поутру мальчик обнаруживал пустой и чистой, полной острого запаха рассола. Огурцы же в банках - строем стояли вдоль стены в темной маленькой комнатушке у входной двери, где никто никогда не жил... Маня этими солеными огурцами впоследствии торговали на продуктовом рынке недалеко от стадиона "Пионер". на брала мальчика с собой, и эти походы относились к числу самых кошмарных эпизодов его детства. Одной рукой бабка волокла позади себя внука, поскольку тот ни за что не хотел с ней отправляться. В другой, дрожащей от напряжения ее длани раскачивалось эмалированное ведро, до краев нагруженное огурцами в рассоле. Покрышка погромыхивала в такт тяжелой поступи хозяйки, рассол выплескивался на асфальт. На рынке их поджидала соседка, не та, молодая, с дочерью-негритянкой, а другая, с третьего этажа, грузная и крикливая алкоголичка... - К дьяволу эти твои огурцы! - сказала мама в конце лета. - Мне Ивана в школу подготовить надо. - Линочка, у нас нет денег... - К дьяволу! - повысила голос мама. - Думаешь, я не представляю, как все это происходило, как ты ругалась в магазине, как тащила ящики на себе, а потом с этим ПИПом возилась, чтобы выгадать на базаре жалкие гроши... Ты ведь торгуешь поштучно! Поштучно? - Не кричи, Лина, пожалуйста... - А Ванька? Его небось мутит от этих твоих огурчиков... Достались они тебе... Ты ведь его с собой таскала торговать, таскала? - уже поспокойнее полуспросила мама. - Какая же ты стала злая, Полина, - проговорила Манечка, - не я же виновата в том, что нам с Ванюшей именно так пришлось жить... Мальчик в это время поспешно застегивал штанишки, чтобы в паузе их раздраженной перепалки незаметно выскользнуть из туалета и перебежать в свою комнату. Туалет находился тут же, в кухне, и улизнуть оттуда так, чтобы его не заметили, было делом нелегким. Порешив с пуговицами, он осторожно отодвинул ситцевую, в цветочек, занавеску и выглянул в стеклянное оконце, выходившее к газовой плите и злополучной огуречной ванне. Мама стояла спиной к столу, яростно уталкивая крутое тесто для вареников. Манечка почти полностью находилась в ванне - оттуда торчал только ее круглый зад, - отдраивала дно от ржавых пятен. Момент был подходящий, оставалось только бесшумно снять крючок и прыжком преодолеть обе наружныйе ступеньки, но тут Манечка выпрямилась как пружина и повернулась к маме. Мальчик понял, что они снова уставились друг на друга, так что проскочить незамеченным ему не удастся, - и замер.
|