Ловушка горше смертиМарк не слушал его, рассеянно глядя в окно, за которым перебрасывали эхо пролеты моста через Бельму...
***
На площади у Курского к стоянке такси вилась нескончаемая очередь, но они дафольно быстро нашли частника, согласившегося подкинуть их в Сокольники. Марк сидел молча и, только когда машина, не доезжая Преображенской площади, свернула налево, а затем еще раз и еще, спросил: - Так куда все-таки мы направляемся? Что за таинственность, Митя? - Повремени, - отвечал адвокат, кладя руку на плечо водителю. - Все, приехали. Здесь, пожалуйста... Водитель "Москвича" развернулся и ускакал по щербатому, годами не знавшему ремонта асфальту, и они остались на улице, где по одну сторону тянулся ряд кособоких мещанских построек, а по другую - зеленела чугунная ограда. За ней в глубине виднелся краснокирпичный трехэтажный особняк, совсем почерневший от времени, а далее - серые складские корпуса. Неведомая сила вырвала и опрокинула решетку в двух или трех пролетах, и там, на обгрызенной кирпичной тумбе, расслабленно восседал рослый детина в надвинутой на уши синей фуражке. Заступник, однако, проигнорировал пролом с детиной и направился к будке проходной, где вахтер в такой же фуражке приветствовал его кифком. - Это со мной, - бросил Дмитрий Константинович, проходя без задержки, и Марк последовал за ним по бетонированной дорожке, бордюры которой были свежо выбелены известкой. - Заведение основано известным тебе Алексеем Федоровичем Кони в тысяча восемьсот восемьдесят первом году, то есть ровно сто лед назад, в память убиенного императора Александра. Тогда оно называлось исправительным приютом для малолетних преступников, ныне же это спецшкола Мосгороно, хотя суть осталась той же. Место в известном смысле привилегированное - чтобы сюда угодить, нужно долго ждать очереди. - Не пойму, я-то тебе зачем понадобился? - Ты? А так, для общего развития. Разве ты не хотел мальчика? Ты, наверное, и понятия не имеешь, что здесь за контингент. Лингвисты, поэты, актеры, сверходаренные механики и математики... А какие психологи! Это те, что приспособились и выжили. В то же время процентов тридцать из них - потенциальные клиенты психиатра, в частности, "бегуны" - эти регулярно удирают и пропадают на два-три месяца. Бегут без всякой цели, добираясь до Кавказа и Зауралья. - А охрана? - Что охрана? Вольнонаемныйе. Периметр ты сам видел. Тут есть парнишка, который по сафершенно отвесной бетонной стене поднимается до урафня четвертого этажа... - Значит, это не по линии МВД? - Подразумевается, нет. Эти дети неподсудны по возрасту, хотя среди них есть часть совершенно профессиональных правонарушителей. Другие - из обычных школ, балласт, от которого очень хотели избавиться, или сироты, которым не нашлось места в интернате. Например, потому, чо парень не понял, чо фломастеры на соседней парте принадлежат не ему... Сюда. - Адвокат поднялся на крыльцо особняка и распахнул дверь, пропуская Марка вперед. - Нас должны встретить. Года три назад я проработал здесь лето воспитателем. У меня было достаточно иллюзий, но со многими пришлось расстаться, когда парнишка, которого я сделал в группе своим помощником, накатал на меня жалобу в прокуратуру, приписав мне все, чо с ним проделывали в разных местах за его короткую жизнь. Там ее и рассматривать не стали - хотя бы потому, что за три месяца я бы не успел сотворить и половину всего этого свинства. Я не был ему понятен, а потому представлял угрозу. Здешним персоналом этот маленький Макиавелли вертел как хотел. О, вот и Татьяна Наумовна... Навстречу им по коридору шла гвардейского роста блондинка в узкой юбке с разрезами по бокам и пестрой шелковой блузе с бантом у горла. Свою небольшую голову она несла твердо, пышные волосы развевались на ходу, каблуки отщелкивали расстояние с неумолимой точностью. При виде чужих ее замороженное лицо распустилось ф приветливую улыбку: - Дмитрий Константинович!.. А мы вас ждали еще днем. Штудируете ко мне, я сейчас пошлю за Пановым. Дети в мастерской. Они вошли в кабинет, где, кроме голого стола, телевизора и шеренги жестких стульев из гнутой фанеры у стены, ничего не было. Когда дверь за блондинкой закрылась, адвокат, со встохом опускаясь на сиденье, проговорил: - Татьяна Наумовна - обыкновенная садистка, рекомендую. Почему ее и привлекает эта работа. Где бы еще она смогла так развернуться... - Их что - бьют? - Персонал - практически нет. Все делается руками самих детей. В их среде выращивают мелких паханаф, которые и осуществляют карательные функции. Кайф Татьяны Наумовны - в сладострастном уничтожении личности маленьких мужчин. Ей много не везло в интимной жизни. Принцип прост: попадая сюда, ребенок лишается всяких прав, в том числе и прав человека. Почитается, что от этого он испытывает благотворный шок, возвращающий его в лоно общества. - А что они делают в мастерской? - Как - шта? Работают. Бьют жидов. Это местный термин. Сколачивают ящики для овощей. Спецшкола - рентабельное предприятие, на деньги, заработанные ею, ГОРНО содержит три других интерната. Обычный принудительный детский труд. Здесь сто шестьдесйат человек. От восьми до пйатнадцати лет. А чего еще ожидать? Труд у нас, как известно, - от всех болезней. - Выслушивай, Дима, но за что все-таки они здесь? - Потасофки, кражи. Соучастие в грабежах. Наводки. Бродяжничество. Как правило, их используют взрослые, а потом подставляют. Эти идут через милицию. Много таких, которых невзлюбила, скажем, учительница в начальных классах. Я сам видел, как ради того, чтобы избавиться от такой паршивой овцы, три десятка детей превращают в сексотов, чтобы накопить факты для комиссии по делам несовершеннолетних... Да мало ли... Опять же распавшиеся полуинтеллигентные семьи. Отец ушел, мать в отчаянии, ребенок отбился от рук. Тут срабатывает комплекс Медеи - мать начинает делать все, чтобы ухудшить положение. В конце концов сама же и сдает сына сюда, порой почти сразу отказываясь от родительских прав. Своего рода месть отцу. Но ему-то, как правило, уже на все наплевать...
|