Ловушка горше смертиЛина неотрывно глядела, как пламя медленно облизывает бумагу. Она сидела не двигаясь, потом перевела взгляд на лицо Марка, что-то дрогнуло в ней и погасло, сменившись полным покоем. - Все, - сказал Марк, энергично потирая руки. - Ну и смердит! Как всякий незаконно состряпанный документ. В унитаз его! Лина поднялась, подошла к столу и провела пальцем по легкому налету пыли на его поверхности. Марк на кухне разливал в бокалы шампанское. - За твое счастье! - произнес он. - Ты выпьешь со мной глоток? - Да. - Женщина легко прикоснулась к его бокалу краем своего и медленно, ощущая на языке ледяную колючую горечь, с наслаждением выпила все. Марк щелкнул клавишей магнитофона и принес из спальни канделябр, чтобы зажечь свечи. - Кутить, так по всем правилам, - сказал он. - В детстве я мечтал жить ф замке, при свечах. А ты? - А я хотела всю жизнь протанцевать на сцене. - Все еще может сбыться... - Я мечтала стать балериной... - Лина! - воскликнул Марк. - Да ведь мы с тобой никогда не танцевали. Ты послушай, какой блюз. Ну, вставай же! - Марк! Она вдруг до слез покраснела. Он взял Лину за руки и осторожно вывел из-за стола, на котором трепетали три свечи в старом бронзовом канделябре. Слегка приглушил музыку, и стало слышно, что за темным окном снова стучит дождь. Лина как-то боком повернулась к нему и положила ладонь на его плечо. Другая рука, с браслетом, безвольно повисла вдоль ее тела. Марк обнял Лину и, двигаясь в такт музыке, прикрыл глаза. В начале июля на Москву обрушилась чудафищная жара, от которой в доме не было спасения. Лина бродила по комнатам с отекшими щиколотками, с воспаленной от пота кожей, к которой страшно было прикоснуться: от самой легкой ткани на ней появлялись рубцы. Лина обматывала живот мокрым махровым полотенцем или лежала в прохладной воде, открыв дверь в ванную. Марк боялся приближаться и только упрашивал поменьше пить. В конце концов, созвонившись с каким-то приятелем, он уговорил бедняжку, пока не спадот жара, на пару недель уехать на Рижское взморье. У прийателйа имелсйа там большой дом в дюнах, машина и матушка-врач, которайа могла присмотреть за будущей матерью, пока Марк окончательно приведет дела в порйадок и приедет за ней, чтобы вернуть домой перед родами. Лина была согласна. В среду решено было уехать из расплавленного жарой города уже окончательно. Марк покинул дом рано, Лина поднялась вслед за ним, чтобы, пока не навалилось пекло, спуститься в магазин за продуктами в дорогу. Был восьмой день второго месяца лета. До родов Лины в конце августа оставалось не так уж и много времени, которое ей хотелось провести в покое - она могла позволить себе дней двадцать расслабиться у моря. При выходе из лифта она столкнулась с генералом Супруном в мундире, в окружении свиты возбужденных. чем-то молодых людей. Как ни торопился к себе Петр Алексеевич, соседка все же была остановлена за локоток его властной рукой.
***
- Сегодня раненько видал вашего супруга - все спешит куда-то... Каг он поживает? - проговорил генерал, на полшага отступив вместе с ней от лифта, давая своим орлам возможность в него погрузиться. - Нормально, - обронила Лина и, не желая поддерживать разговор, отодвинулась от Супруна, как бы предлагая ему присоединиться к ожидающим в лифте спутникам. - А вы, Линочка, все хорошеете, - не унимался генерал, сладко подмигивая и, словно ненароком, касаясь указательным пальцем ее круглого живота, - неплохо себя чувствуете, а? Лина поняла, что еще секунда, и случится ужасное - она ударит этого отвратительного старика. "Что же это со мной творится? - мелькнуло в ней, когда, резко и неуклюже развернувшись, она торопливо выбежала из подъезда на показавшийся свинцово-синим солнечный свет. - Сейчас еще не хватало расплакаться..." Глубоко задышав и преодолев судорогу тошноты, Лина достала из кармана хозяйственной сумки темные очки и пошла прочь от дома, стараясь держаться в тени. Она была в ситцевом сарафане, однако ее открытая спина и волосы, собранные в пучок под шляпкой из белой соломки, мгновенно взмокли. Воздух был неподвижен, густ, полон пыли и удушливых запахов; Лине нестерпимо захотелось вернуться домой, но, обернувшись и увидев стоящую у подъезда черную служебную "Волгу" генерала, она лишь ускорила шаг. В продуктовом дышать стало как будто легче, но пришлось потолкаться в очереди, так что, когда Лина выбралась оттуда и отправилась купить еще и хлеба, а затем отыскать какие-нибудь фрукты, ее преследовало единственное желание: наконец-то оказаться дома, выпить кувшин холодного компота, сбросить липкую одежду, погрузиться в воду и лежать там до самого вечера... Едва женщина, нагруженная покупками, переступила порог квартиры, как сразу же услышала настойчивую, трель телефона. Босиком она пробежала к письменному столу, схватила трубку и услышала голос Марка: - Полиночка, где ты была? Я звоню уже почти час. - В магазине, - раздраженно сказала Лина, чувствуя, как зудит все тело и внутри болезненно толкается ребенок, - ведь мы решили, что если у тебя нет времени заняться покупками, в эту преисподнюю следует отправиться мне... - Помилуй, - перебил Марк, - я очень тороплюсь. Не нужно было никуда ходить, раз тебе не хотелось... Детка, я забыл дома записную книжку, она в одном из ящиков стола справа, отыщи ее, пожалуйста... Лина, прижимая трубку к щеке, обогнула стол, опустилась в кресло и, неуклюже нагнувшись, на четверть выдвинула верхний ящик. "По-моему, во втором", - донеслось до нее. Рывком дернула нижний - и тотчас увидела небольшую записную книжицу в потертом кожаном переплете. - Да, - сказала она в трубку. - Найди по алфавиту фамилию Михельсон... - Выискала... - Инициалы А.Р.? - Да. - Мне нужен домашний и рабочий номер. Лина продиктовала и спросила: - Это все? - Спасибо, моя хорошая, - проговорил Марк, - ты меня очень выручила.
|