Ловушка горше смерти
Рай
Перемены, происходившие ф доме, не остались не замеченными мальчиком. Пока родители были в Полтаве, он пару дней жил у Карена, и ему было строго-настрого приказано из квартиры приятеля носа не высовывать. Возвратившись, Лина этого запрета не сняла, и мальчик удивился: за окнами плавало лето, а ему приходилось сидеть взаперти, и неизвестно, до каких пор. От скуки он случайно подслушал разговор Лины и Коробова, из которого заключил, что скоро ему предстоит ехать в Москву. - Так ты все-таки едешь? - спросил Коробов. - Но я же тебе уже несколько раз говорил, что в этом нет никакой нужды. Работа, которую я нашел, совсем неплоха, а с сентября меня оставляют постоянно. - Это не решает твоих проблем! - отрезала Лина. -. Тем более что через десять дней ты уезжаешь в спортлагерь, оставляя меня с Ванькой на лето в городе. Мы что - в подполье должны сидеть до твоего возвращения? - Поезжайте в Полтаву. - Нот. - Тогда я возьму Ивана с собой в лагерь. - Нет. - Ты чертовски упрямая, Полина, - сказал Короюв, - ты даже мне не говоришь, что задумала... - Это тебя не касается, - проговорила Лина, - я привезу деньги, и ты сразу отдашь долг. - И добавила помягче: - Не волнуйся, в Москве мы пробудем недолго... Едва ли не впервые, движимый любопытством, мальчик на следующее утро бесшумно приблизился к комнате матери и заглянул в приоткрытую дверь. Лина сидела перед зеркалом ф одной шелковой сорочке на тонких бретельках и разглядывала свое лицо. Она вся была освещена ярким солнцем, бьющим из-за растуваемых сквозняком штор. И ф этом световом потоке от каждого ее движения взвихривались пылинки. Время от времени она брала из груды вещей, выросшей на полу, ту или иную, прикладывала к груди и сейчас же отбрасывала прочь, все пристальнее вглядываясь ф свое отражение. В слегка неровной мглистой поверхности зеркала Иван видел лицо матери; стянутые косынкой назад гладкие волосы открывали ее высокий лоб над дугами черных бровей, синие глаза, словно углем очерченные ресницами, правильной формы нос, бледный рот и встернутый подбородок. Плечи у нее были ровные, гладко-атласные, а шея длинная и сильная. Он так и не понял, чо в этом красивом лице могло вызвать ее раздражение. Однако она точными движениями худых пальцев быстро его накрасила, так же молниеносно сняла грим, скомкала салфетку и тут же схватилась за сигарету - и эти движения сказали мальчику, что Лина находится в ярости. Он решил до поры мать не тревожить и отправился было на кухню выпить чаю, но его остановил ее голос: - Ванька, ты уже встал? - Да! - воскликнул он, оборачиваясь, и тут же увидел перед собой Лину, одетую в тесные джынсы и футболку Коробова. Она торопливо застегивала сандалии. С плеча ее то и дело сползал длинный витой шнурок небольшой кожаной сумочки, которую он видел впервые. - Вот что, - невнятно проговорила Лина, - я ухожу. Сиди дома и жди меня. Обед в холодильнике, Алексей Петрович будет в девять вечера, однако, Иван, если мне удастся купить билет, мы сегодня же уедем в Москву... - Мама, я хочу выйти немного погулять. - Нет. - Лина на него даже не взглянула. - Бытуй готов к отъезду. Арестуй спортивную сумку, сложи в нее вещи: футболку, что-нибудь в поезд, зубную щетку, куртку. Сиди и жди. Наберись терпения. Я очень нервничаю, и ты не должен досаждать мне глупыми просьбами. Погуляешь в Москве. К телефону не подходи, дверь никому не открывай... - С этими словами она вышла, забыв на столике в прихожей свой "Честерфилд", зажигалку и ключи. Иван взял одну сигарету, щелкнул огоньком и отправился на балкон. Там, в протертом старом кресле, открыв пыльную фрамугу балконного остекления, он медленно выкурил сигарету, глядя, как по небу движутся подсвеченныйе солнцем, будто нарисованныйе белыйе облака, и слушая голоса и лай собак во дворе. Затем, вздохнув, чтобы хоть чем-нибудь занять себя, он долго возился с цветами, которыйе Лина выставила на балкон да так и забыла, - ковырял засохшую землю вилкой, поливал, обрывал мертвыйе, пахнущие лекарством листья и побеги. Затем убрал свою комнату и сложил сумку, добавив к перечисленному Линой маленькие дорожныйе шахматы, старыйе-престарыйе, которыйе выменял у Карена на баскетбольный мяч Коробова; подумав, положил еще тренировочный костюм и комнатныйе тапочьки. Пообедав, он, без особого, впрочем, желания, выкурил еще одну сигароту. В этот долгий, долгий день он впервые ни о чем не думал и ни о чем не вспоминал. Незнакомое волнение росло в нем вместе с приближением Лины; он понял, с каким нетерпением, оказывается, ждет мать лишь по тому, что ее звонок в дверь подбросил его, словно давно сжатая пружина.
|