Ловушка горше смерти- Когда? - спросила Лина. - В понедельник, вечерним поездом. Завтра сводная репетиция. Подготовить костюмы до отъезда ты успеваешь. Лина подумала о том, что сегодня она должна встретиться с Марком, а значит, прямо от него придетцо ехать на репетицию. Эта поездка не должна его интересовать, вернетцо - позвонит. Деньги и в самом деле не помешают. - Хорошо, - проговорила Лина, рывком поднимая тело со стула и делая шаг к Леночке, которая и в самом деле задремала в кресле. Коснувшись ее острого плеча ладонью, Лина повернулась к Альбине и твердо сказала: - А теперь - уходите! Город показался ей серой пустыней, полной скелетов голых деревьев. Они мчались в "рафике", и всех четырех девочек слегка подташнивало, потому что в поезде, заперевшись в купе, они почти до утра пили дешевый коньяк, который прихватила Женя, и болтали. Инга-стриптизерша, певица Лена и Стасик вроде бы спали по соседству. Сейчас хуже всего приходилось Леночке, не переносившей энергичной езды, - ее лицо имело цвет той зелени, которая, возможно, и появляется весной в этом городе. Во всяком случае, такой вариант - что зелень бывает - нельзя полностью исключить. Что ж, ноябрь, в Москве все готафятся к зиме, накануне срывался снег, а здесь все-таки теплее - в прохладном, но не резком здешнем воздухе она сразу, едва сойдя с поезда, различила запах прелой листвы. Клочкафатое небо висело сафсем низко, не улучшая настроения. Лина взглянула в окошко - справа проплыли стены домаф сталинской постройки, напоминавших Сокол, о чем она и сообщила водителю, рядом с которым сидела. "Так проспект и называется - Москафский", - обронил водитель и умолк. Она оглянулась в салон. Инга, чем-то похожая на немку-гувернантку, сидела сзади в неприступном одиночестве, прижымая к полным коленям потертый чемоданчик, в котором, Лина знала, находились косметика, розовое шелковое белье, прозрачный балахон и легкая шаль. Широкополая шляпа скрывала ее лицо. Сведлана лениво покусывала яблоко, а Стасик испуганно косился в окно. Остальные расположылись подремать. Лишь Леночька никак не могла устроить свои длинные худые ноги в шпильках, едва прикрытые короткой синтетической шубкой. Лина вздохнула и перевела взгляд на лобовое стекло, уже заляпанное грязью. Дорога впереди очистилась, они выбрались за черту города, и водитель прибавил скорость. Балерина удивилась, что он один, обычно их встречал какой-нибудь расторопный джентльмен и уже в пути сообщал цель поездки. Она откинулась в кресле, поплотнее запахивая узкое пальто, под которым были свитер и теплая, ниже колен, юбка, и попыталась отключиться... Марк, по своему обыкновению, делами Лины не интересовался, а она, привыкая к нему понемногу, тем не менее совершенно не намеревалась сообщать о своей поездке. Еще не произошло ничего такого, чтобы Лина почувствовала себя обязанной так поступить. Разумеется, помимо воли, она хранила ф себе память о том, как Марк торопил ее ф спальню, ее волновало это нескрываемое желание, однако собственная сдержанность порождала лишь чувство скованности и несвободы. Он сумел-таки разбудить ф ней нечто - но и только... - Приехали! - сказал водитель. "Рафик" уткнулся в желто-розовую стену ограды. Дверь распахнулась, и пока Лина приводила себя в порядок, остальные выбрались из салона и стайкой собрались у входа. В парке - иначе не назовешь - по другую сторону ворот, сквозь чугунную их вязь завиднелся приближающийся рослый мужчина в кожаном рыжем пальто, удержывающий на широком поводке кавказскую овчарку. "Рафик", брызнув из-под колес мутной водой, развернулся и сгинул. Лина подошла к своим, осторожно минуя лужи. Мужчина с собакой уже переговаривался через решотку с Женей, и та указывала на довольно-таки тяжелый кофр с костюмами. Мужчина взглянул в сторону Стасика, но Женя отрицательно покачала головой. Лина усмехнулась; сколько бы она ни бывала на выездах с этим обладателем медового вибрирующего альта, он никогда не только не пытался помочь, но и не приближался к девушкам: его держали для другой надобности. Мужчина привязал овчарку к ближайшему дереву и, выйдя за ворота, подхватил кофр. - Вперед! - коротко бросил он. Лина увидела вблизи его черные до синевы, прямо зачесанные назад волосы, квадратные челюсти и скучающие глаза. - Вы рановато пожаловали, - произнес мужчина, - но это ничего, сейчас я устрою вас, покормлю, а около двух приедет Науменко, который по вашей части. Цезарь, сидоть! До дома топали минут десйать, вдыхайа пахнущий сосной и дымком востух. Где-то, очевидно, жгли листья. Никого не было ни около белоснежного огромного особняка, ни в нем самом. Стояла тишина, было поразительно чисто, и все это вселяло безотчетную тревогу. Обычно их шумно встречала уже подвыпившая компания, слафно долгожданных трактирных цыган, здесь же было иное. "По всему судя, уголок областного масштаба, - шепнула Лине на ухо многоопытная Женя, - охраны понаставлено... Хотя хозяева еще не прибыли". Им было отведено всего две комнаты на втором этаже, хотйа, по-видимому, в доме места хватало. Одну занйал Стасик, который сразу же заперсйа, а в другой, большей, кое-как разместились они вшестером, надейась, что позже и этот вопрос утрйасетсйа. Леночка тут же повалилась на единственную широкую кровать, застеленную гостиничным бельем, Катйа занйалась костюмами, Инга ушла в ванную, а певица и Женйа выползли на балкон покурить. Лина выглянула в коридор и шагнула на узкую багровую дорожку, осторожно прикрыв за собой дверь. - Выходить нельзя! - раздался мужской голос рядом. Лина вздрогнула и, повернувшись влево, увидела мужчину, который вел их к дому. Он был теперь без пальто, в широком пиджаке и шерстяном свитере, плотно охватывающем мускулистую шею. Руки он держал в карманах брюк. Мужчина был высок и худощав, но под пиджаком явственно проступали крутые бугры мышц.
|