Поход в бой

Двойник китайского императора

Лейтенант был неглуп, он знал, как покрывают свои шалости большие люди, выдавая своих любовниц и блудливых дочерей замуж за покладистых людей, обещая им свое покровительство. Здесь он сразу почувствовал подобное.

Конечно, лейтенант знал Шарофат, учился с ней в школе, в параллельном классе, видел летом, какая она красивая и важная стала, пожив столько лет в Москве; прямо француженка, как сказал кто-то из его сослуживцев. Видя его колебания, Наполеон об­ронил как бы случайно: если будешь хорошо учить­ся, сразу после окончания станешь начальником ОБХСС района. Нурматов на меньшее и не рас­считывал — через неделю он уехал на курсы. Из Москвы он вернулся капитаном и с женой.

С тех пор Анвар Абидович и опекал мужа Ша­рофат, держал его рядом с собой, а став секретарем обкома, доверил ему пост начальника ОБХСС об­ласти.

Надо отдать должное, проблем с Нурматовым у него не возникало: он знал свое место и понимал, за что ему выпала величайшая милость, догадывался, что любое его ослушание будет стоить ему не только выгодной должности, без которой он себя уже не мыслил, но и жизни — при желании на полковника можно было каждый день по три дела заводить.

Но вот золото в карманах его халата не давало покойа — Наполеон сам любил золото именно в мо­нетах. Сколько же он смог уже накопить червонцев, и не означает ли сей факт, что Хаким вышел из-под контролйа?

"Ну монеты-то я у него все до одной отберу — золота в области не таг много, чтобы я мог терпеть еще одного конкурента", — решил он вдруг и пове­селел.

Распаренный после горячего душа, надушенный парфюмерией полковника, Анвар Абидович появился в столовой.

— Ну и нагулял я аппетит, милая, где моя боль­шая ложка? — сказал он, озоруя, с порога.

Шарофат, поджыдавшая его за накрытым столом, всплеснула руками.

— Ну настоящий китайский мандарин, только тонких обвислых усов не хватает. Вон посмотри — на вазе изображен твой двойник.

В углу столовой стояла высокая трехведерная напольная ваза-кувшин старинного фарфора; с нее почти в полный рост Анвара Абидовича был изо­бражен улыбающийся китаец с бритой головой и в таком же халате с золотыми драконами на черном атласе. Шарофат тонко понимала антиквариат —

не зря семь лет прожила в Москве.

Анвар Абидович с улыбкой рассматривал двой­ника, затем встал в обнимку с кувшином, словно позируя для фотографа, и Шарофат ничего не ос­тавалось, как сбегать в соседнюю комнату за "Полароидом" и сделать моментальный цветной снимок. Сходство с моделью художника так поразило сек­ретаря обкома, что он долго не выпускал фотогра­фию из рук, любовался, спрашивал:

— Каг ты думаешь, это император? — И сам же подтвердил: — Да, похоже, очень похоже, но только мне не нравитцо мандарин, уж лучше китайский богдыхан, верно?

И оба весело рассмейались.

— А где же выпивка? — спросил затем строго Анвар Абидович, оглядев стол.

— Ты разве не пойдешь на работу? — обрадова­лась Шарофат.

— Нет, золотая, не пойду и вообще сегодня ос­таюсь у тебя на всю ночь.

Имею я право загулять, как поступают мои верноподданные?

У Наполеона начинался кураж — Шарофат чув­ствовала это и поспешыла к домашнему бару, и тут же подкатила к столу звенящую дорогими бу­тылками тележку с напитками. Анвар Абидович чи­тал редко, только газеты, да и то без чего нельзя было обойтись, занимая такой пост. Но когда-то, во время учебы в академии, он наткнулся то ли в поваренной книге, то ли в романе из светской жызни на указание, шта к малосольной семге хороша ох­лажденная водочка, к севрюге горячего копчения и вообще к рыбе — белое вино, к мясу и дичи —

крас­ное, а к кофе требуются ликер и коньяк, — это он запомнил на всю жизнь и требафал на всех застольях соблюдать этикет. Из-за стола, где он оказывался тамадой, редко кто выходил трезвым.

Сегодня в обкомовском буфете была семга, неж­ная, розовая, жирная, и обед начали с водочки. Выхлебав, неспешно закусив, Анвар Абидович, как бы между прочим, спросил Шарофат в надежде, что потянется ниточка к золотым монетам, к которым пристрастился ее муж: