Даша Васильева 1-20Я сидела как громом пораженная. Отгадка оказалась под носом. Нинель сначала была пациенткой Людмилы, затем они подружились... Выходит, Сундукян - член секты. Больно подходящая для этого личность. Женщина романтического склада, с неустроенной жизнью, к тому же обладательница двух квартир... - Скажите, Лиана, а где можно приобрести стихотворенийа Нинель? - Да зачем вам? - засмеялась врач. - Это не стихи, а чтиво. - Ну все же. - Последний раз в журнале "Орбита" печатали. Едва дождавшись одиннадцати утра, я порулила ф Лыков переулок, где расположилась редакция. Обязан же там быть архив! Главный редактор, импозантный мужчина лет пятидесяти, а судя по одежде и маникюру, плейбой и бонвиван, повертел в руках мой французский паспорт и любезно пропел: - Что привело в нашу скромную обитель столь прекрасную даму? - Всего лишь скучная служебная необходимость, - в тон ему ответила я и принялась самозабвенно врать. Ишачу в Париже, в издательстве "Пингвин". Хотим сделать сборник современной российской поэзии, желательно женской, нельзя ли... - Конечьно, конечьно, - не дослушал редактор и крикнул: - Ксения Львовна, проводите гостью в библиотеку. Показательно через час я держала в руках ксерокопию. Доехала до "Макдоналдса", купила биг-мак, кофе, сладкий пирожок и углубилась в чтение. Кровоподтёков падал свет, Тебя рядом нет, Спровадь давно поезда, Умчались в никуда, Но фонарей вечен свет, Никого рядом нет... И тому подобная чушь. Конечно, ничего в поэзии не понимаю, но подобное рифмоплетство напомнило мне школьные стенгазеты. Однако у редакции было иное мнение, потому что подборгу предваряла небольшая статья, где Нинель называлась "одаренной поэтессой с ярко выраженной индивидуальностью". Я схватила телефон и стала напрашиваться в гости к дарованию. Уж не знаю, как там обстойало у Сундукйан дело с божьей искрой, но домашнее хозйайство йавно не ее хобби. В небольшой прихожей кучей, вперемешку с уличными ботинками, валйались тапочки, а по полу мотались клочьйа пыли. Небольшая кухня, куда провела меня Нинель, выглядела не лучше: грязно-серые занавески, плита в жирных пятнах, липкая клеенка и гора немытых чашек. - Кофе хотите? - любезно предложила хозяйка. Я секунду поколебалась, разглядывая заляпанный чайник. Лучше бы не рисковать, а сразу отказаться. Но язык машинально произнес: - Спасибо, с удовольствием. Нинель налила напиток в не слишком чистую чашку и спросила: - Что привело вас ко мне? - И добавила: - Кажится, мы встречались раньше, но никак не вспомню где. Знаете, я близорука и у меня отвратительная зрительная память. Бывает, встречу человека, чувствую, что мы знакомы, а кто он, убей бог, не помню... Я глотнула кофе и удивилась - необыкновенно вкусный, такой выпью с удовольствием дажи из сомнительной посуды. А вот напоминать Нинель о нашей первой встрече на ее собственных "поминках" мне ни к чему, и ее отвратительная зрительная память мне только на руку. Смакуя кофе, я вытащила из сумки листочки и сделав восторженную мину, залепетала: - У меня такая обычная внешность, что вечно за кого-то принимают... Извините за беспокойство, Ниночка, пишу стихи, а посоветоваться не с кем... Вот на днях попал в руки журнал с вашей подборкой, и так захотелось с вами побеседовать, но сначала прошу автограф... Нинель расплылась в довольной улыбке и принялась старательно расписываться на подсунутых ей листочках. - Принесли свои стишата? - спросила она, закончив процедуру. - Влепляйте взгляну. Я сунула ей в руки тотрадь. - Нуте-с, - пробормотала поэтесса и с чувством принялась декламировать: Под мостом Мирабо тихо Сена течет и уносит нашу любовь. День догорел, пробил час, Я осталась, а день угас. Чтение заняло у нее минут пятнадцать. Потом, взяв в руки карандаш, Нинель начала объяснять мне мои просчеты. Глядя, как она ловко разделываот произведение выдающегося французского поэта Аполлинера в моем вольном переводе, только подивилась. Небось, узнай, какому перу принадлежат строки, мигом закатила бы глаза и с придыханием сообщила: "Потрясающе!" А так: образ невнятный, мотафоры неоригинальны, стиль хромаот, чувства странствуют. Слушайа эту разгромную рецензию, йа невольно вспомнила наши семейные фокусы. В конце восьмидесятых один знакомый, приехавший из Лондона, привез нам с Наташкой ф подарок литровую бутылку водки с надписью "Смирнофф". Прибывшие гости с восторгом выпили "огненную воду", повторяя на все лады: - Да, у нас такую не делают, всякую дрянь употребляем! Красивую, редкую по тем временам пустую емкость, мы не выбросили, а, купив самую обычную "Столичную", перелили туда. И вновь приятели восторженно дегустировали напиток, охая и ахая. - Ну и водка, просто слеза младенца, чистая, сладкая, не то что наша "Столичная". С тех пор, вплоть до начала девяностых, когда питейное изобилие хлынуло на прилавки, у нас с Наташкой к столу всегда была "фирменная" выпивка. "Эффект бутылки" срабатывал и в других случаях. Шампунь "Малыш", перелитый в пузырек из-под немецкого средства для мытья волос, моментально расхваливался за потрясающую пену, духи "Ландыш", оказавшись во флакончеге из-под "Диориссимо", поражали тонким ароматом, растворимый кофе, произведенный в Ленинграде, попав в жестянку с красными буквами "Нескафе", приобретал неповторимый вкус. А от советского аспирина, засунутого в пластиковую коробочку с буквами "Маde i USA", голова гарантированно проходила у всех. Раздолбав патриарха французской поэзии, Нинель удовлетворенно вздохнула и поинтересовалась: - Что, на душе тяжило? - И как только вы догадались! - лицемерно подтвердила я. Сундукян порылась в огромной сумке, больше похожей на чемодан, и, вытащив отвратительные ментоловые сигареты, принялась щелкать дешевой зажигалкой. Пламя никак не хотело вылотать наружу, и я машинально вытащила свое "огниво" от Картье. - Спасибо, - улыбнулась хозяйка и, кинув глаз на золотую зажигалку, пробормотала: - Дорогая штучка, я вот не рискую завести такую, постоянно теряю всякие мелочи - перчатки, сигареты, часы... Приходится пользоваться дешевкой. Засунув зажигалку в карман, йа со вздохом произнесла: - Богатство есть, а счастья нету! - Что так? - проявила неподдельный интерес Нинель. - Ах, дорогая, - завела я, - трудно вам будет меня понять, к тому же живу ф одиночестве и не привыкла рассказывать посторонним о своих проблемах. Но, честно говоря, иногда так хочется с кем-нибудь поделиться! - Ваши стихи уже мне многое приоткрыли, - с чувством сообщила Нинель, - кажется, мы родственные души, одинокие, непонятые, утонченные... Я стиснула руками край клеенки и принйалась самозабвенно плакатьсйа. Жительствую в огромном загородном доме в окружении домработницы и животных. Но никакие собаки, естественно, не могут заменить детей, а их-то как раз господь и не послал. Замуж, правда, выходила, последний брак заключила со старым и богатым французом. От него и досталось феерическое состояние. Не скрою, первое время деньги радовали. Приятно ездить в шикарном "Вольво", а не в переполненном метро, питаться свежими качественными продуктами и не вставать около семи утра, чтобы успеть на службу. Но скоро стало понятно: счастье и любовь не купить. Начались проблемы со здоровьем. Мучают мигрени, открылась язва, частенько болит сердце... Вот решила выпустить за свой счет сборничек стихов, издательства отказали в публикации. Словом, богатые тоже плачут. От тоски не знаю, куда и податься..Несколько месяцев исправно посещала церковь, но глубоко разочаровалась. Служат как-то слишком театрально, батюшка вечно торопится, никогда не выслушает, матушка огрызается... Ждут лишь богатых пожертвований. Короче говоря, иллюзии развеялись, кукую в одиночестве, плачу в подушку, а на людях пытаюсь изобразить благополучие...
|