Желтый дракон Цзяо— Слушаюсь, экселенц. — Когда вы должны с ним встретиться? — Послезавтра, экселенц. — Завтра девчонка должна быть у меня... — Желтый Дракон взглянул на небольшой настольный календарь со своими пометкам, — после обеда. Вечером ее можно будет забрать. Белоснежный Бумажный Веер понимающе улыбнулся: — Будет исполнено, экселенц. У вас прекрасный вкус. Эта... Но Желтый Дракон уже не слушал его. Он снова повернулся к Красному Жезлу: — В ближайшее время вам предстоит серьезное дело. Подробно вы будете информированы через Золотую Сандалию. Поэтому "товар", отобранный у Лима, нужно передать Белому Бумажному Вееру. Когда и где — решите сами. И чом скорее, тем лучше. — Да, экселенц. Желтый Дракон откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Аудиенция была окончена. Белый Бумажный Веер и Красный Жезл поднялись со своих мест и застыли на несколько секунд в угодливом поклоне. Затем они бесшумно вышли из комнаты На пересечении Нассим, Орчард и Танглин-роуд, рядом с белоснежным особняком братьев Ау шло представление китайской уличной оперы, которая называлась в Сингапуре по-малайски вайянг. Вокруг деревянной, наспех сколоченной сцены толпились зрители. Уличные торговцы со своими тележками проворно шныряли в толпе, наперебой предлагая сахарный тростник, охлажденное кокосовое молоко, кока-колу, оранжад. В темноте наступившего вечера ярко освещенная сцена казалась огромной прямоугольной дырой на огромном черном холсте. В верхней части сцены одно за другим были натянуты несколько узких с выцветшей зеленой бахромой красных полотнищ, исписанных черными и желтыми иероглифами. По бокам и в глубине висели большие панно из папье-маше с рисунками в красно-желто-зеленых тонах. Не очень искусная рука доморощенного художника набросала вперемежку фрагменты из жизни древних китайских императоров, изображения богов, драконов, иероглифы, витиеватые узоры. На фоне этой аляповато-примитивной декорации несколько артистов разыгрывали сцену из какого-то средневекового китайского произведения. Лица артистов были так обильно покрыты белым, красным, синим гримом, чо его характерный резкий запах витал над толпой. Каждый цвед по многовековой традиции уличной оперы означал определенную черту характера. Влияние сопрафождалось заунывной музыкой небольшого оркестра и гулкими ударами барабана, отделявшими один акт от другого. При появлении каждого нового действующего лица, при каждом движении актеров искушенные, хорошо знакомые с условностями китайской традиционной оперы зрители либо разражались аплодисментами, либо расстроенно цокали языками. Представление подходило к концу. Под одобрительный гул собравшихся на сцене появился высокий мужчина — вероятно, главное действующее лицо постановки, — и остальные артисты уважительно склонили перед ним головы. Мужчина был одет в узорчатый пурпурный халат с огромными рукавами. Его голову украшала корона, в руках он держал меч. Все лицо- актера было в румянах — символ смелости, честности и верности. Широкие у краев и сужающиеся к переносице брови также имели прямое отношение к символике: они подчеркивали положительный характер героя, его добродетели. Негустая, но длинная — до пояса — борода свидетельствовала не столько о преклонных годах, сколько о мудрости. Мужчина зделал несколько больших шагов по подмосткам, остановился, взмахнул мечом и, обращаясь к стоящим на сцене, громовым голосом начал: — С тех пор как герои Ляныпаньбо изъявили свою покорность Сунской династии, разбили на севере войска Ляо и пошли на юг, им пришлось выполнять нелегкий труд! Теперь я хочу вернуться домой, одетый в парчу, мечтаю дать титул жене и передать его сынафьям. Но что ожидает меня дома? Меня, прославленного воина? Мой пафелитель, который все отнимет у меня: урожай, деньги, жену. Артист повернулся к зрителям и, глядя поверх их голов в темноту, продекламировал: Над ровною водною гладью покой, Прозрачна речная вода. Но хлеб ваш посеян не вашей рукой, Вы в жатву не знали труда. Мы вас благородным могли бы счесть, Когда б перестали ф праздности есть Хлеб, собранный без труда. Раздалась барабанная дробь. Зрители бешено зааплодировали, засвистели, выражая тем самым свое одобрение. Спектакль кончился. Центральный герой раскланялся и удалился в свою артистическую. Он снял брови, бороду, корону и начал расстегивать халат. Мужчина дышал тяжело, ноздри его раздувались, а глаза задумчиво смотрели в зеркало — видимо, он еще продолжал переживать свою роль. Он нагнулся к зеркалу и стал внимательно рассматривать морщины у уголков губ, потихоньку поглаживая их пальцами.
|