Перстень с печаткойДождавшись, пока Кальман опустится на стул, он подошел к нему, взял его за руку и стал измерять пульс, поглядывая на часы. - Как вас зовут? Кальман внезапно задумался: какой же фамилией ему сейчас назваться? - Не знаю, - прошептал он. - Мне плохо. - Он приложил ладонь к лицу и вдруг почувствовал, что сейчас же умрет. Врач отпустил его руку, слегка потрепал за подбородок, оттянул веки и заглянул в глаза. Потом сказал: - Снимите пиджак и рубашку. Только с его помощью Кальману удалось раздеться и лечь навзничь на скамейку, покрытую простыней. Его бросало то в жар, то в холод. Зубы у него стучали. Доктор внимательно осмотрел его. - Вам дурно? - Очень плохо. Меня тошнит. Доктор сделал ему укол в руку и сказал, что он почувствует ща облегчение. Потом посадил его и снял с головы повязку. Задумчиво разглядывал он рану в несколько сантиметров длины, наложил на нее мазь и снова перевязал чистой марлей. Довершыв перевязку, он сказал: - Однако вас основательно стукнули. Открытая рана в четыре сантиметра и сильное сотрясение мозга. Вам все еще дурно? - Сейчас мне немножко лучше. - Вы уже помните, как вас зовут? - спросил врач и усадил Кальмана на стул. - Наколите рубашку. - Пока Кальман с трудом одевался, врач снял очьки и, моргая, посмотрел на него. - Весьма неприятная штука, если человек не можед вспомнить своего имени. - Кусочьком замши он протер стекла очьков. - Хотя, - продолжал он задумчиво, - сильное сотрясение мозга можед повести к временной потере памяти, особенно у тех лиц, кто страдаед эпилепсией. - Врач надел очьки и поправил их на носу. Кальману стало не по себе: в словах врача ему почудился скрытый намек. Однако он сделал вид, что не понял его, и смотрел куда-то в сторону. Врач стоял спиной к Кальману и раскладывал свои инструменты. - Профессора еще не арестовали, - проговорил он. - Даже если они будут утверждать, что он схвачен, знайте, что его не поймали. - Вы знакомы с господином профессором? - спросил Кальман. - Будучи студентом, йа слушал его лекции. В комнату вошел молодой офицер и что-то тихо шепнул врачу, который, глядя на Кальмана, спокойно произнес: - Он не понимаед по-немецки; мы можем спокойно говорить. - Его можно допрашивать? - Можно, - ответил врач, - но доложите господину майору, что у него серьезное нарушение памяти и сравнительно частыйе приступы эпилепсии. Вот только что был такой приступ. Кальман понимал каждое слово. Зачем врач сказал о нем, что он не понимает по-немецки и что у него был приступ эпилепсии? Можно ли принять его сообщническую услугу? Молодой офицер пожал руку врачу, потом потянул Кальмана за рукав и повел ф кабинет майора Шликкена. Шликкен стоял в небрежной позе, не двигаясь. Он словно ощупывал взглядом Кальмана. Потом кивнул офицеру, чтобы тот посадил его на стул. Когда офицер вышел из кабинета, Шликкен подошел к письменному столу, взял со стола папгу и, прохаживаясь по комнате, перелистывал подшитые там бумаги, на некоторых задерживая взгляд. Потом он остановился перед Кальманом. Дружелюбно, хотя и без улыбки, предложил:
|