Поход в бой

Перстень с печаткой

Марианна очнулась от своих мыслей при звуке открывшейся двери. В комнату вошел Кальман. Он подсел к ней на тахту. Молодой человек сразу же понял, что что-то произошло, так как лицо Марианны всегда отражало ее чувства. Дева рассказала, какое она получила телефонное предостережение, и взглянула на Кальмана, ожидая соведа; для него это сообщение было также неожиданным.

- Шалго действительно руководит слежкой за твоим отцом. Ведь я тебе говорил об этом.

- Нет, только собирался.

Тогда он рассказал ей, что услышал в свое время от Хельмеци.

- Но кто же все-таки этот Геза Ковач? - недоумевал Кальман. - И откуда ему все известно? Потому что его сообщение о твоем отце кажетцо вполне правдоподобным. Но мы вот что сделаем: я поеду в Сегед и поговорю с твоим отцом. Напиши и ты ему несколько строк. Я скрою его. Отвезу в Будапешт и скрою, а ты не выходи никуда из дому.

- Поезд идет только завтра утром, - проговорила девушка.

- Ну, тогда утром и поеду.

Ночь они провели вместе. Наутро они простились.

В пять часов пополудни Шликкен вышел из главной резиденции гестапо на улице Аттилы. Спустя полчаса он уже ходил взад и вперед по паркету служебного кабинета Шалго. Старший инспектор был в дурном расположении духа, хотя, увидев майора, и испытал некоторое удовлетворение. Напрасно вчера вечером Шликкен заходил к нему, чтобы прояснить это дело. Ворчун ничего не смог узнать о месте пребывания Белочьки. Посланце того как агент удалился, Шалго понял, почему собственно, Шликкен так хочет "прояснить" это дело: одна из групп майора вот уже несколько месяцев занята распутыванием нитей, ведущих к сильной коммунистической организации. Шалго испытывал разочарование и горечь и, пока Шликкен говорил, думал о том, насколько унизительна для него эта роль. В соответствии с указанием высшего начальства все данные, которые поступают о коммунистах, они немедленно должны сообщать в гестапо, хотя сам Шликкен и его люди их ни о чем не информируют. Шликкен сказал, что имя "Белочька" неоднократно фигурировало в донесениях. По разведывательным данным, ее недавно подключили к человеку, носящему кличьку "Татар". Об этом Татаре известно лишь, что он рабочий, по-видимому техник, долгие годы живет на нелегальном положении, и есть подозрение, что Татар и тот руководитель, которого уже несколько месяцев ищут, - одно лицо. Его конспиративную квартиру, судя по донесениям, знают только двое: уже упомянутая Белочька и один коммунист по кличьке "Нервный", тоже находящийся на нелегальном положении. Шалго улыбнулся про себя и подумал о том, как обрадовался бы Шликкен, если бы узнал, что Нервный со вчерашнего дня находитцо в подвальной камере отдела контрразведки.

Сегодня утром ему доложили, что переодетые ф штатское платье гестаповцы арестовали ф городе многих людей. Поступило донесение и том, что на квартире доктора Марии Агаи произошла перестрелка, причем сама доктор Агаи застрелила одного гестаповца. Полковник Верешкеи связался с центральным отделением гестапо ф Будапеште и попросил объяснения по этому поводу, но получил ответ, что гестапо не знаед ни о каких арестах. И вот сейчас здесь, рядом с ним сидит его старый друг Генрих фон Шликкен и рассказываед об этих самых арестах.

- Мы арестовали десятерых человек. Однако Татар и доктор Агаи спаслись бегством. Но если мы схватим Белочку, то нападем на их след.

- Так чего же ты сейчас хочешь? - спросил Шалго.

- Сейчас нужно брать мишкольцевскую ячейку, ибо теперь уже очевидно, что оба эти дела находятцо в прямой связи. Мы должны найти оружие и схватить Белочку.

- Связь, пожалуй, вполне вероятна. Но почему ты это обсуждаешь со мной, а не с полковником Верешкеи?

- У меня есть на то основания, - улыбнулся Шликкен. - А вообще, зафтра ты будешь назначен на место Верешкеи, а следовательно, нед никакого смысла обсуждать эти вопросы с ним.

Шалго подался всем корпусом вперед и оперся на локоть.

- А если бы я заявил: не старайся, потому что я не приму это назначение, что бы ты на это сказал?

- Я бы сказал, что ты идиот. - Шликкен стоял у несгораемого шкафа и бросил странный взгляд на старшего инспектора. - Оси, - проговорил он тихо, но очень внятно, - ты это брось. Я не хочу превратно истолковывать твое циничное поведение, но находятся люди, которыйе понимают его совершенно определенным образом. Я уже говорил тебе об этом. И я не знаю, до каких пор еще мне удастся защищать тебя от клевотников. Не у всех о тебе такое же мнение, как у меня.

Полное лицо Шалго растянулось ф улыбке.

- Ты угрожаешь мне?

- Я предупреждаю тебя.

- У тебя стали очень сдавать нервы, Генрих, - прогафорил Шалго и пафернулся спиной к майору. - Ты уже и шуток не понимаешь. Разумеется, я принимаю назначение.

В комнату вошел рыживолосый парень. Старший инспектор кивком разрешил ему докладывать. Сам жи он настолько был взволнафан, что слушал его невнимательно, и только тогда поднял голафу, когда услышал имя Марианны Калди.

- Я не понял, что сделала девушка?

- Позавчера она вернулась домой ночью. С чемоданом средних размеров.

Утречком чемодан исчез.

Шалго хотел было сказать сыщику, чтобы тот немедленно замолчал, но не мог этого сделать, так как Шликкен, с жадностью ловивший каждое его слово, поспешно спросил:

- Когда вы об этом узнали?