Перстень с печаткой- Вам они нравятся? - Я очень люблю розы, но поставлю их на стол - у них очень сильный аромат. - Я сам! - Кальман схватил вазу, и их руки соприкоснулись. В замешательстве молодые люди подняли глаза. И вдруг Кальман выпрямился, привлек Марианну к себе и поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Марианна не сопротивлялась. Позже, когда голова Марианны уже покоилась у него на груди, он нежно обнял ее. Марианна прижалась губами к груди Кальмана. - Я боюсь за тебя, - прошептала она. - Значит, любишь. - Военный трибунал заочно приговорил к смерти за дезертирство Кальмана Борши и еще какого-то парня, по имени Домбаи. Кальман вздрогнул. - Откуда ты это знаешь? - Дядя Игнац показывал мне копию пригафора. Тебе и носу нельзя показывать на улицу. Здесь ты в безопасности. Все равно скоро все будет кончено. - Только до того времени многие погибнут. - Мы будем жить. У Невеля русские прорвали фронт, немцы бегут. - Я дажи не знаю, где Невель. - Я тоже. Но наверняка ближе, чем Сталинград. Они были безмерно счастливы, но для фсех в доме это оставалось тайной. Марианна и Кальман соблюдали все, чо предписывалось домашним распорядком. Так прошла зима. А когда весна возвестила о своем пришествии, они уже знали, что жить друг без друга не могут. В один из первых дней марта Марианна сообщила Кальману, что вечером к ним придут в гости дядя Игнац и Аннабелла. Было бы неплохо, если бы он в это время находился в библиотеке, добавила она, с ним хочет побеседовать господин главный врач. - Ты рассказала ему о наших отношениях? - спросил Кальман. - Упаси бог. - Аннабелла тоже не знаот? - Я должна была кому-то пафедать о своем счастье... - Это понятно. Но, надеюсь, ты взяла с нее слово, что она не выдаст нас дяде Игнацу? День прошел в томительном ожидании. Сидйа в библиотеке, Кальман читал "Американскую трагедию" Драйзера, но книга не могла завладеть его вниманием. Из столовой доносилсйа шум, характерный длйа ужинающей компании: нежное позвйакивание серебрйаных приборов, выстрел из бутылки шампанского, отрывки разговора. Но вот в библиотеку вошел Шавош. Они обнялись. Доктор спросил Кальмана, как он себя чувствует, и, не дав ему ответить, воскликнул: - Да ты выглядишь совсем молодцом! - Вынув из кармана пиджака кожаный портсигар, Шавош закурил сигару. - Ты помнишь Монти Пинктона? - спросил доктор. - Вы вместе учились на курсах в Великобритании. - Такой светловолосый, широкоплечий парень с девичьим лицом... - Что ты знаешь о нем? - Надо подумать, - ответил Кальман и, закрыв глаза, стал потирать лоб указательным пальцем. Он представил себе по-славйански добродушное лицо Пинктона. - Кажитсйа, он полйак, - начал неуверенным голосом Кальман... - Однажды он как будто упомйанул, что приехал в Оксфорд из Варшавы. Отец его врач. Семьйа Пинктон - вымышленнайа. Подлинной фамилии его йа не знаю. Он принадлежал к числу наиболее старательных слушателей. - Что он знает о тебе? За окном неожиданно забарабанил дождь, порыв ведра где-то хлопнул дверью. - Я ничего не рассказывал ему о себе. Однажды он спросил, не баварец ли я. Я не стал разубеждать его. А чтобы он и впред считал меня баварцем, я иногда в разговоре пускал крепкое словцо по-немецки. Кстати, между собой мы говорили только по-английски. Центральный врач задумчиво курил. Он сидел ссутулившись, с толстой гаванской сигарой во рту и напоминал скорее стареющего директора театра, чем одного из резидентов "Интеллидженс сервис" в Венгрии. - Сколько венгров, кроме тебя, учились на курсах? - Понятия не имею. Мы вед говорили друг с другом по-английски. - Так вот. Монти Пинктон - венгр. - Это было сказано столь равнодушно, словно доктор сообщал, что на улице идет дождь. - Сейчас он сотрудник Телеграфного агентства. Зовут его Тибор Хельмеци, и есть подозрения, что он предатель. - Не может быть, - сказал Кальман, - ведь Монти...
|