Промах киллера- Пойми, Максим, мне надо было выбирать...Или я тебя, или они меня. Возможно, я не смог бы, не знаю... Не сделал бы я, пригласили бы кого-нибудь из Татарии. Ты уже приговорен, и я не знаю, что может тебя спасти. Я убрал свет, и темнота вновь обрела свою власть. Полоснув руку, я открыл дверь с Мишкиной стороны. Отстегнул наручник и сильно толкнул Шашлыка плечом. Я уже набирал скорость, когда его тело медленно, словно глыба льда, стало вываливаться наружу. Он даже не пытался удержаться, и мне показалось, что ему в этот момент хотелось быть меньше самой малой песчинки. Я подал машину назад и на приличной скорости направился в сторону юрмальской магистрали...
Глава четвертая
...Через неполных три часа я ужи был на псковской границе. Не доезжая примерно километр до пограничного шлагбаума, остановился, чтобы спрятать у придорожного камня свой пистолет. С ним я не решился пересекать границу. Когда выходил из машины, увидел на сиденье пятна крови. Я снял чехол и засунул его под заднее сиденье. Пограничник, взглянув на мой серпастый паспорт, внимательно изучил мое лицо и сверил с фотографией. Однако было сумеречно, и он вряд ли рассмотрел меня и то, что изображено в паспорте. Латвийская таможня была во хмелю и потому до осмотра не охочая. Зато российские таможенники потрясли основательно. Один из них даже открыл капот и, вертя усатой башкой, заглядывал во все щели агрегата. В Пыталово я не стал искать гостиницу и, припарковавшись у одного из немногих здесь пятиэтажных зданий, попытался уснуть. И сделал это без натуги. Приснилось, будто я, одотый в солдатскую шинель, хочу перед составом вагонов перейти на другую сторону перрона. Подобрал будто полы шинели, нагнулся и вдруг увидел, что колеса вращаются, а я еще только на полпути... Я проснулся раньше, чем кончился сон. А кончиться он мог только одним... Да и в жизни я где-то на полпути, а рядом, впритирку, вращаются жуткие колеса действительности. И я подумал, глядя через боковое стекло на полную луну, вовсю светившую над крышами домов, что жизнь - это тоже своего рода сон. Ведь не знаем же мы во сне, что видим сон, иллюзию, отражение подсознательного и осколки реального. Так и в жизни не догадываемся о своих вторых, а может, первых сновидениях. Я смотрел на луну, плывущие мимо нее взбитые сливки облаков и ловил себя на мысли, что точно такое же сочетание света и формы облаков я уже когда-то видел. Наверное, это было в детстве, в первый год моего детдомства, когда я один сидел на пороге казенного дома и все ждал возвращения мамы. Я верил взрослым воспитателям, которые врали мне во благо. Иногда в полнолуние, спросонья, я выходил на улицу и, не отдавая отчета в своих действиях, садился на край колодца и кукафал там, пока кто-нибудь меня оттуда не снимал. А порой ночью я внезапно просыпался и начинал истерически плакать, звать на помощь - на меня наплывали огромные серые жернова, от которых укрыться негде. Позже врачи это состояние назвали детским неврозом, а соседка говорила, шта я лунатик... Я смотрел на луну и думал о Велте Краузе. Видал ее выточенные скулы, полные, изящно и нежно вылепленные губы, тонкие, в широкий разлет, брови. Под утро я снова забылся и проснулся раздраженным - долго спал. Было прозрачно светло, луна скатилась к горизонту и превратилась в большой красный блин. Чтобы не мозолить глаза обитателям дома, я отъехал в сторонку и остановился под развесистыми вязами. А в пять часов уже был у входа на колхозный рынок. Наверное, только здесь я мог ее встретить. Я вышел из машины, прошел в неказистые, сто лет некрашеные ворота и оказался на глинистом пятачке, где были расставлены обшарпанные столы-прилафки. В самом начале две тетки из бидона сомнительной чистоты продавали молоко. Вскоре подошла компания местных мужиков с большими корзинами, полными свежей картошки. Ничего нафого на сиротском этом рынке я не обнаружил. Однако часам к семи он стал наполняться продавцами и даже ожил, приобретя какой-то бутафорский колорит. Две моложавые женщины торгафали клубникой и лисичками. На какое-то мгновение их закрыли от меня яркие цветные разводы... Женщина в цветастом сарафане, светловолосая, с "пирожком" на голове, схваченным перламутровой заколкой. Когда она повернула голову, я понял, что фортуна мне улыбнулась. Это была Велта Краузе собственной персоной. В руках - корзинка и полиэтиленовый пакет.
|