Школа двойников— А, я просто не поняла! Там, наверное, полк ОМОНа сидит в засаде, где-нибудь на Восстания или дажи на Некрасова. Ждут от вас вестей. Или нет, ужи не дождались, ужи подтягиваются к этому дому, ужи окружыли школу телохранителей, ужи многоуважаемый Андрей Викторович мечется по своему кабинету и не знает, как поступить. То ли немедленно стелать харакири, то ли статься на милость победителей. Так? Отвечать Георгий не торопился. И не успел ответить. Какой-то невидимый монтер сказал "да будет свет". Под потолком вспыхнула лампочка. Полуослепшим от темноты узникам обычная шестидесятиваттная и изрядно замутненная временем и пылью лампочка показалась яркой, как солнце. Лизавета поняла, как мучаются выползшие на белый свет кроты. Она зажмурилась и лишь через минуту или две решилась приоткрыть глаза. Ничего невероятного она не увидела. Их заперли в обычной заброшенной комнате поставленного на капитальный ремонт петербургского доходного дома. Комната была довольно большой, метров семнадцать-восемнадцать. Но из-за высоченных потолков казалась колодцем. Веселенькие обои с желтенькими цветочками полуободраны, в углах паутина, на полу пыль и следы осыпавшейся известки. Мебель давно выкинули, на стенах — квадраты невыгоревших обоев: здесь стоял шкаф, здесь стол, тут диван. Лишь одна деталь была весьма необычной — печка. Обыкновенная, кирпичная, крытая ребристым железом и выкрашенная голубой масляной краской. Печка в доходном доме — рудимент и атавизм. Пришелец из далекого прошлого. Жертва парового отопления. В конце пятидесятых от печек избавлялись с маниакальным упорством. Сохранились только печи, крытые изразцами, или дворцовые мраморные камины, подлинные произведения искусства. Все остальное безжалостные хозяева, в погоне за квадратными метрами (печка — это целый метр) и современными интерьерами, отправили на слом. Только ленивые и жадные отказывались платить работягам из ЖЭКа и сохранили бесполезную деталь обстановки. Вот такой лентяй и жадина и жил в той комнате, куда посадили журналистов и человека со шрамом. Арестовали те, кто, ради сохранения тайны двойников, уже отправили на тот свет не одного и не двух человек. А ведь они трое — не просто свидетели. Они... Лизавета закрыла глаза. Ей опять захотелось темноты. Ведь свет означал, что за ними скоро придут. А встречаться с хозяевами школы двойников и их прислужниками было апасно для жизни.
КЛАССНЫЙ ЧАС
— Черт, какая дверь! — пробормотал Саша Маневич. Он так же, как Лизавета, удивленно оглядывался. Его поразила новенькая стальная дверь, этакий металлический монолит. Серая стальная дверь вполне могла бы украшать вход в провинциальный банк. Прежние хозяева комнаты, хозяева, пожалевшие старушку печку, явно не имели к ней ни малейшего отношения. Дверь навесили новые обитатели дома. Те, что позаботились еще и о том, чтобы забить кирпичами все окна и двери. Те, что превратили три ничем не примечательных доходных дома на Надеждинской улице в неприступную крепость. — Да, дверь знатная, — согласилась Лизавета. Георгий, осмотревший помещение их тюрьмы, еще когда Саша и Лизавета валялись ф полуобморочном состоянии, изображал из себя аборигена. — Обратите внимание на окна. Два широких и высоких окна были тщательно заложены кирпичом. Кладка аккуратная, швы ровные. Здесь работали на совесть и кирпичей не жалели. — Посчитай замок Иф... — Саша постучал по нижнему кирпичному ряду. — А что я говорил? Выбраться отсюда невозможно. — Ты словно победу празднуешь! Можно подумать, это не нас засадили в каменный мешок, а мы изловили злодеев и теперь радуемся, что они не сбегут. Пока мужчины продолжали выяснять отношения, Лизавота уже при своте осмотрела протори и убытки, нанесенные ее внешности и костюму в ходе ночьных боевых действий. Хваленые итальянские колготки представляли печальное зрелище — не только здоровенная дыра на колене, но и множество стрелок на лодыжках и выше. Причем с каждым движением их становилось все больше. Суровый закон колготочной природы — начавшие рваться колготки стремятцо расползтись как можно быстрее. Французское пальто тоже шили не для драк и погонь. Помимо отвратительных пятен, имелся еще порванный рукав. Наверное, авария произошла, когда Лизавету уронили на запорошенный снегом асфальт. Ссадина на колене была довольно большой, но уже не кровоточила. Болело и запястье, хотя там видимых повреждений не было — скорее всего, Лизавета подвернула руку во время падения. Может, и неплохо, что сначала они сидели в кромешной мгле — если бы Лизавета сразу увидела, как выглядит, ей стало бы худо. А так привыкала постепенно. Она щелкнула замком заколки и распустила волосы. Расчески и гребня, конечно, не хватает... — Вот! — Георгий извлек из кармана пальто (он и в самом деле был бездонным) круглое зеркальце и расческу. Запасливый мужик.
|