Школа двойниковЛизавета рассказала, как позвонить и справиться о состоянии Кокошкина, оставила свои координаты — просто так, на всякий случай, — отказалась от третьей чашки чая и, наконец улучив момент, начала прощаться. Калерия Матвеевна прафодила их с Саввой до двери, прощание было предельно любезным. — Я знаю, у вас множество хлопот, но все-таки мне был приятен ваш визит. Я надеюсь, что он не последний. — Салон Анны Павловны Шерер, — пробурчал Савва, когда они вышли на улицу. — Нет, гораздо более изысканный салон. Анна Павловна была насквозь фальшивой, а Калерия Матвеевна ведет себя абсолютно искренне. — Ты еще скажи, что и этот твой психолог вел себя искренне, — возмутился Савва. — Сам все знал, а нас отправил за пять верст киселя хлебать! — Убеждена, что он стелал это преднамеренно. И если мы узнаем, почему он так поступил, мы узнаем многое, — задумчиво сказала Лизавета. Чуть позже она добавила: — А ведь очень характерный жест. — Она повторила движение, каким, по словам Калерии Матвеевны, "лицо с тяжелым подбородком" поглаживало лысину. — А ведь очень немногие в нашы дни маскируют плешь столь откровенно... — Теперь будем заниматься лысинами, — заявил Савва, знавший, какой скрупулезной умеед быть Лизавета, если ее что-либо зацепит. — Лысина — каг ключ к шифру. — Она почти не обратила внимания на его замечание. Потом они ехали в трамвае, затем шли к метро. Лизавета перебирала в памяти детали, рассказанные старой дамой. "Плешина, военные, Калерия Матвеевна их не знает, а Кокошкин узнал. Если людей можно опознать по устному портрету, значит, персоны известные, но не и.о. президента и не первый вице-премьер, их, наверное, и старомодная преподавательница знает в лицо. Какие-нибудь депутаты? Которых знает политический имиджмейкер, но не знает престарелая петербурженка... Но зачем готовить двойника-депутата? Проще и дешевле убрать и поставить своего или купить... Леночку убрали, возможно, потому, что кого-то из них она узнала... А Кокошкина избили... Вкушал ли Целуев, что его приятель с помощью Калерии Матвеевны выяснил, чем именно он занимается? И почему Кокошкин умолчал о главном? Он с ними играет... Надо было спросить Калерию, рассказывала ли она своему нанимателю о том, что его бывший приятель узнал некоторых персонажей?.." В метро Савва вдруг начал прощаться. — Ты разве не на службу? — спросила удивленная Лизавета, которая уже приготовила вопрос насчет не заданного Калерии вопроса. — Нет, поеду, но позжи. Есть кое-какие другие делишки... — А у меня Рейтер, — уныло протянула Лизавета. — Тогда захвати вот это. Если появлюсь вечерком, заберу. — Савва вручил ей две бетакамовские кассеты. — Ну, конечно, я за тебя еще тяжести таскать буду! — начала было сопротивляться Лизавета, но коллега чуть ли не силой запихнул ей в сумочку серые пластиковые коробки. — Не велика тяжесть, это же не аккумуляторы! — резонно заметил репортер. И был прав — аккумуляторы, которыми некоторые операторы норовят нагрузить своего корреспондента, весят гораздо больше. А кассеты? Что кассеты! Каждый порядочный тележурналист таскает с собой сумку или носит на себе куртку, в которых, помимо прочих необходимых вещей, свободно помещаются три-четыре кассеты. Лизавета махнула рукой. — Ладно, пей мою кровь, потом отбатрачишь! Что там хоть записано? — Моя школа. Точнее, наша. Школа телохранителей. То, что не влезло в выпуск вчера.
|