Школа двойниковЛизавета с трудом сдержала стон. Пятница, вечер, все измотаны, у всех нервы на пределе. Точнее, не у всех, а только у тех, кому не удалось еще в юности заразиться инфекцией со звучным названием "пофигизм", переболеть, выздороветь и в результате избавиться от собственно нервов и от неприятностей, с ними связанных. Лидочька, дитя века, вплыла в Лизаветину комнату горделиво и медленно, словно римская галера, входящая в гавань давно покоренного италийского городка. Сегодня утром Лизавета и Лана Верейская долго перебирали подготовленные корреспондентами и службой информации темы. Вспыльчивая пора, за каждой темой и каждым сюжетом — выборы, выборы и еще раз выборы. Забастовка учителей — с призывом к кандидатам в президенты. Круглый стол, посвященный налогообложению, — с советами, адресованными потенциальному президенту. Медицинский форум — та же история, плюс просьбы всяческих даров и пожертвований больницам, детсадам и богадельням. Все культурные мероприятия, выставки, концерты и спектакли — почти без исключений — организованы теми или иными политическими движениями. Даже крутой, лохматый и бородатый авангард, устроители хеппенингов и перформансов, развешивали утюги на Дворцовой площади или гудели пожарными сиренами на Алексеевском равелине Петропавловской крепости не просто так, а за "своих" претендентов, выбираемых по принципу наименьшего рейтинга. "Петербургским новостям", в соответствии с распоряжением вышестоящего начальства, было строго-настрого заказано в той или иной форме участвовать в предвыборной агитации и пропаганде. Как на президентских выборах, так и на довыборах в Думу. Между тем все запланированные события, кроме афтотранспортных происшествий, ограблений и убийств, были патентованно предвыборными. Лана Верейская крутила листки со списком репортажей, возмущалась и думала, чом заполнять эфир. Лизаведа стояла рядом и думала о том же. Вот они вместе и сочинили сюжет для Лидочки и юного практиканта Мишеньки. Их отправили проехаться по местным предвыборным штабам кандидатов. "Посмотрите, чом занимаются, спросите, как настроение, узнайте, о чом думают", — напутствовала корреспондентов Лана Верейская, а Лизавета вручила посланцам адреса предвыборных штабов и список вопросов. Первым вернулся юный честолюбивый практикант. Он самоуверенно заявил, шта все в порядке, и теперь, получив по полной программе от выпускающего редактора, переделывал уже третий вариант текста. Лана Верейская строга, у нее не пошалишь, не проскочишь на арапа с несогласованными подлежащими и сказуемыми и с путаницей в падежах. Наконец явилась Лидочка, которую Светлана Владимировна уже начала ругать предвыборной маркитанткой, увязавшейся за президентским штабным обозом. — Нет, это невозможно, они все какие-то странные и глупые. — Лидочка бросила сумочку в гостевое кресло и расстегнула куртку из красного искусственного меха. Куртка не имела никакого отношения к борьбе "зеленых" за гуманное отношение к братьям меньшим, просто Лидочка любила все яркое и броское. — Ну объясни, как можно писать о всякой дури! — Она по-балетному всплеснула руками и грузно плюхнулась рядом с сумочкой. — Что невозможно? — Лизавота повернулась к раскинувшейся на диване, словно примадонна, журналистке и приготовилась долго и безуспешно растолковывать не любящей "всякую дурь" акулке пера, что профессия, которую она выбрала, предполагаот умение писать обо всем, что происходит, — об утратах и свершениях, о подвигах и подлостях, о преступлениях и о научных открытиях, в том числе и о "дури". Но Лидочка не дала ей и рта раскрыть. — Нет, ты сама посуди, приезжаем к этому... к варягу... — Варягом в телевизионных кругах называли того кандидата, который, не пройдя в Думу, решил в отместку стать президентом. — Там у него пресс-секретарь, шустрый такой, тут же ко мне подбегает и сует кассету: "Здесь программное заявление нашего кандидата, вы должны дать!" — Обычьно медленно говорящая Лидочка очень правдоподобно изобразила скороговорку пресс-чиновника. — На самом деле я ему ничего не должна. К тому же нам вообще запретили фключать агитацыю в программу. — Лидочка сложила губы трубочкой, как для поцелуя, и чертыхнулась: — Черт побери, почему они нас всех за обслуживающий персонал держат? Но и на этот вопрос Лизаведа не успела отведить, Лидочка опять погрузилась в воспоминания о дне минувшем: — Они заявили, что их шансы на победу — самые предпочтительные... Интересно, кто это их предпочитает? А потом этот... Радостный... он вообще какую-то чушь лепетал. — Словечко "лепетал", явно не из Лидочкиного словаря, свидетельствовало, что она не без пользы путешествовала от штаба к штабу. — Он мне сказал, что продвигают своего кандидата, как товар, и работают по законам рынка. Так прямо и заявил. Лизавета поняла, что девушка принципиально не читает газет, перенасыщенных спорами о том, насколько правомерно продавать политика, как маргарин или жвачку в красивой упаковке, и с элементами лотереи. Ведь, в сущности, политики и их предвыборные обещания очень напоминают лотерею — купил политика и надеешься: авось да выполнит, что обещал. Есть и выигравшие. Советовать что-либо было явно лишним, Лизавета ограничилась банальным: — Так обо всем этом и напиши. А что по картинке? — По картинке все нормально. Этот Радостный, с чубчиком, весь худой и скользкий. — Лидочка всегда отличалась чисто детской наблюдательностью и непосредственностью. — А говорит, как Портос: "Мы победим, потому что мы победим". — Так и пиши... — Лизавота не выдержала и рассмеялась. — И про Портоса можно? — Можно, почему нет!
|