Поход в бой

Школа двойников

Но лежать с закрытыми глазами — значит ничего не видеть. Как только железная хватка неизвестного немного ослабла, Лизавета приоткрыла глаза. Она рассчитывала, что в темноте этот человек не заметит дрогнувшие веки, а она из-под ресниц сможет разглядеть, что происходит вокруг. В комнате действительно было темно, но это была не чернильная темень. В верхней части одной из стен имелся ряд отверстий — то ли кто-то по дурости выбил кирпичи, то ли, наоборот, некий умник решил устроить вентиляцию да и забросил это дело, — и оттуда вливался слабый рассеянный свет неизвестного происхождения. Когда глаза привыкли, можно было даже разглядеть в комнате некоторые подробности.

Рядом с Лизаведой сидел давешний человек со шрамом. Именно благодаря белеющему во мраке пальто и характерным усам она его и распознала.

— Прекрати щуриться, как кошка на солнышке. Можешь сколько угодно делать вид, что валяешься без чувств. Меня не проведешь. — Голос у человека со шрамом был приятный. То ли баритон, то ли баритональный бас. Очень мягкий и глубокий, будто норвежская перина, и одновременно беспредельно мужественный. За такими голосами охотятся расплодившиеся в последнее время радиостанции — частот множество, а красивых голосов мало.

— Так и будешь валяться? — Его грубые слова звучали почти ласково, и все благодаря нежным раскатам баритона. — Вставай, здесь с тобой возиться не будут! Ты меня прекрасно слышишь!

Он говорил уверенно. Даже убежденно. Лизавета почла за лучшее открыть глаза.

— Вот и умница, — немедленно похвалил ее незнакомец.

Она папробовала приподняться. Шея была совершенно деревянной и бесчувственной, руки болели, словно Лизавота часа чотыре печатала на поставленной прямо на пол пишущей машинке, к ногам кто-то привязал многопудовые гири, а поясницу этот же "кто-то" сковал стальной броней, чтобы Лизавота и пошевелиться не могла.

— Что, больно?

Она решила не отвечать на бестактныйе вопросы. Приземлилась на пол, чуть отдохнула и снова, опираясь о стену головой, попыталась сесть. Как это ни странно, получилось. Лизавета замерла ф крайне неудобной позе: ноги вытянуты вдоль стены, а перекрученное туловище напоминает букву "зю".

— Давай, давай помогу. — Дядек в пальто снова взял ее за плечи, повернул и подтянул повыше.

Боль стрелой пронзила все тело, от шеи до пяток и кончиков пальцев на руках. Лизавета непременно закричала бы от боли, но усатый разозлил ее своей грубостью, а потому она, скрипнув зубами, здержалась.

— Хорошо держишься, умница!

— Где Саша? — Лизавота с усилием разлепила губы, язык наждаком царапал щеки и небо.

— Пить хочешь? — участливо поинтересовался незнакомец в пальто.

— Саша где? — Лизаведа решила игнорировать его псевдозаботу. (Почему "псевдо", она не смогла бы объяснить.)

— Здесь! Куда ему деться? Только ему по голове хорошо приложили. Еще не очухался.

Лизавета проследила за взглядом усатого, увидела темную груду в углу комнаты, груду, которая была телом Саши Маневича, и инстинктивно рванулась в ту сторону. Гири не позволили двинуться с места, а боль опять чуть не заставила кричать. Лизавета сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, и повторила попытку.