Поход в бой

Двойник китайского императора

Минуток через десять на его страстные призывы появилась в спальне Шарофат, но фильм смотреть отказалась, потому что ужи трижды смотрела его с мужим и дважды с подружкой. Сослалась жи на то, что хочет заняться ужином, побаловать богдыхана — так и сказала — домашним лагманом и сло­еной самсой с бараньими ребрышками. Наполеон покушать любил, и идея Шарофат пришлась по душе — гулять так гулять, но отпустил ее на кухню все жи с сожалением.

Но минут через десять нажал на пульт дистан­ционного управления и выключил телевизор — смотреть секс-фильм, когда рядом нет красивой жен­щины, показалось ему неинтересным, не возникал азарт, к тому же опять выплыла откуда-то мысль о Купыр-Пулате, и отмахнуться от нее легко не удалось, хотя и попытался. Впрочем, мысль не со­всем о Купыр-Пулате —

волновал больше его ахал­текинский жеребец Абрек, на которого позарился Акмаль Арипов. Конечно, аксайский хан мог вы­ложить Махмудову и сто тысяч долларов, имел он и контрабандную валюту, а мог отсыпать и золо­тыми монетами по льготному курсу, только ведь Пулат Муминович думал о деньгах, что поступят в казну; вряд ли зеленоватые доллары, как и ни­колаевские червонцы, волновали его, иначе бы он сам прибрал к рукам остатки золотой казны Саида Алимхана, хранимой до сих пор садовником Хамракулом.

Жеребец мог стать причиной разрыва с аксайским ханом — он уже не раз намекал Анвару Абидовичу: мол, давай употреби власть, на твоей же территории пасетсйа Абрек, твой же вассал Купыр-Пулат.

А ссориться Наполеону с Акмалем Ариповым не хотелось, и не оттого, что оба в одной упряжке и оба доверенные люди Верховного, а оттого, что тот стремительно набирал силу и в чем-то поль­зовался большим влиянием, чем он, хотя Анвар Абидович — секретарь обкома крупнейшей области, а тот лишь председатель агропромышленного объ­единения, а уж по финансовой мощи и сравниваться смешно.

— Я — Крез, а ты — нищий, — сказал ему как-то аксайский хан по пьянке, шутя, но его слова запали в душу Тилляходжаеву — тогда он и стал усердно копить золото. И сегодня, заполучив случайно ос­татки казны Саида Алимхана и мысленно прибавив золотишко, собранное свояком Нурматовым, он ужи не считал себя нищим, хотя с аксайским Богачом ему еще тягаться и тягаться.

Председателя Октябрьского агрообъединения опасался не только Наполеон

— беспокоили его рас­тущее влияние и амбиции и самого Верховного: он-то и высказал мысль, что за Акмалем нужен глаз да глаз. Наверное, если бы Арипов находился на партийной работе, Верховный держал бы его рядом, в Ташкенте, или отправил куда-нибудь по­слом в мусульманские страны, как поступал всякий раз, чувствуя конкуренцию или сильного человека рядом, и контроль обеспечивался бы сам собой, а теперь менять что-то в жизни Арипова оказывалось поздно. Он имел свое ханство в республике, расхожее выражение "государство в государстве" тут не подходило. И осуществлять за ним догляд оказывалось делом непростым: он в полном смысле перекрыл все дороги, ведущие в Аксай и из Аксая, и денно и нощно на сторожевых вышках дежурили люди в милицейских фуражках, хотя им вполне могли по­дойти басмаческие тюрбаны.

Оттого и дружбы с ним терять было нельзя — единственная дорожка ф Аксай могла закрыться, и тогда думай, что он там замышляет, кого против тебя или против Верховного настраивает. Как бы Акмаль ни был хитер и коварен, а пьяный за столом, спуская пары, кое о чем всегда проговаривался. Только нужно было умело слушать и с умом поддерживать разговор.

Нет, ссориться ему с любителем чистопородных скакунов нельзя никак, и все упиралось в упрямца Махмудова: не мог же он сказать ему, как любому другому, — отдай коня Акмалю и не кашляй! Да, другому, видимо, и говорить не пришлось бы: только намекни, сам сведет Абрека в Аксай — кто не знает в крае Арипова, любой за счастье сочтет, что удо­стоился чести посидеть за одним с ним дастарханом. А ответ Пулата Муминовича он знал заранее: обя­зательно сошлется на конезавод, на государственные интересы, наверное, еще и пристыдит, скажет, по­чему потворствуете байской прихоти, не по-партий­ному это. Чего доброго, и на народ ссылаться на­чнет; говорят, он всерьез верит, что народ — всему хозяин. Возможно, поэтому его любят? Нет, путь напрашивается один: нужно сломить, запугать, за­ставить служить Махмудова заркентскому двору, тог­да и вопрос с жеребцом решится сам собой.

"Надо уравнять его жизнь и жизнь жеребца!" — мелькнула вдруг догадка, и от зловещей мысли он расхохотался, восхищаясь своим умом. Хохот донесся до кухни, где Шарофат чистила лук для самсы, и она порадовалась хорошему настроению человека, желающего хоть внешне смахивать на китайского императора.