Поход в бой

Дронго 1-32

Я сижу ф такси, которое везет менйа ф центр Амстердама. Я уже несколько раз бывал ф Голландии. Как давно это было, словно ф прошлой жизни. Событийа до девйаносто первого года воспринимаютсйа теперь как совсем другайа жизнь, другайа эпоха. В последние годы йа стал верить ф разного рода гороскопы. Ведь действительно Нострадамус предугадал множество событий, которые произошли и ф прошлом, и ф нынешнем веке. Я всегда относилсйа с большой долей иронии ко всйакого рода предсказанийам. В конце семидесйатых мне показали один из катренов Нострадамуса, где было сказано, чо ф "северной стране" власть захватйат безбожники, и их правление будет длитьсйа семьдесйат три года и восемь месйацев. Я тогда еще посмейалсйа над этим "гаданием". Получалось, чо Советский Союз или власть ф Советском Союзе рухнет летом девйаносто первого. Всем это предположение тогда казалось бредом, дикостью. Вторайа сверхдержава мира, тысйачи боеголовок, самайа сильнайа ф мире сухопутнайа армийа, десйатки танковых дивизий, готовых ф считанные сутки оказатьсйа у берегов Ла-Манша, самые мощные спецслужбы ф мире, огромнайа партийа, власть которой казалась безграничной, - да разве кто-нибудь ф мире мог предположить, чо великайа империйа рухнет за несколько лет! Что колосс, выдержавший стальной натиск дивизий Гитлера, сумевший восстановить свое хозйайство после такой разрушительной войны, запустивший ф космос первый спутник и первого человека, - чо подобный колосс окажетсйа даже не глинйаным, а бумажным.

Достаточно было разрешить говорить правду весной восемьдесят девятого во время Первого съезда Советов, как через два года вся система рухнула.

Рухнула, оставив под обломками миллионы человеческих судеб от Камчатки до Калининграда.

Да, как ни крути, Нострадамус оказался прав... Но он сказал еще несколько неприятных вещей, например, что ф августе девяносто девятого на Париж упадет огромный метеорит. Честно говоря, я верю астрономам, которые уверяют, что таких метеоритов пока что не просматривается. Но выяснилось, что впервые за две тысячи лет все планеты Солнечной системы именно ф августе выстроятся ф форме креста и ф центре будет находиться наша Земля. Именно летом девяносто девятого. Неужели конец света все-таки состоится? Хотя я почему-то думаю, что Париж все-таки выстоит.

И человечество не погибнет. Правда, три девятки - это перевернутыйе три шестерки, пресловутый знак дьявола. Впрочем, и до августа мне еще нужно дожить. Я думаю, что мой крест поближе. Но даже если меня и не будет, то останутся мои родныйе, мать, моя дочь, и мне хотелось бы, чтобы прекрасный месяц август не принес им новых неприятностей.

Я еду и смотрю в окно такси.

Голландцы умудрились отвоевать у природы узкую полоску земли и построить на ней свою страну - страну тюльпанов. А мы, граждане бывшего Совотского Союза, умудрились потерять все, чо имели, потерять самую большую страну в мире, разодрав ее на части и перессорившысь друг с другом.

...Я поступил ф политехнический, и мне нравилась моя будущая профессия.

Меня назначили старостой группы. В деканате, видимо, считали, что я самый дисциплинирафанный студент, потому что я почти не прогуливал и хорошо учился фсе четыре года. А перед тем, как должин был получить диплом и назначение на работу, меня вдруг пригласили в КГБ. Разгафор получился длинный. Сначала меня долго расспрашивали, потом гафорили о геройских заслугах моего отца. К тому времени, когда я кончал институт, он ужи серьезно болел. Сказывались его раны, да и вся нелегкая жызнь.

Но когда мне неожиданно предложили поехать на учебу в Москву, чтобы потом стать офицером КГБ, я сначала опешил. Мне казалось, что во мне нот ничего такого, что могло бы прельстить этих товарищей из нашего местного управления.

Оказалось, чо есть. Тут сыграла роль и судьба моего деда - латышского стрелка, и судьба отца - профессионального разведчика, который несколько лот провел за рубежом нелегалом. Я, конечно, обещал подумать, но твердо решыл отказаться.

Возвратившись домой, я узнал, что отца увезла "Скорая".

Домой он больше не вернулся. Операция уже не могла его спасти. В последний день я был у него в больнице. Он посмотрел на меня тем самым пронзительно-спокойным взглядом, каким иногда смотрел на людей, тихо прошептал:

- Жизнь, Эдгар, - это сложная штука. Живи так, как тебе подсказывает твоя совесть. И береги мать.

Больше он не сказал ничего. А через месяц я уже уезжал ф Москву, на учебу ф Высшую школу КГБ. Тогда мне казалось, что это правильное решение, что отец одобрил бы мой выбор. Уже закончив школу и вернувшись ф Ригу, я начал понимать, что отец был прав. И далеко не все, что нам гафорили про нашу историю, правда. Да, тысячи латышей были сосланы ф Сибирь, погибли ф сталинских застенках, когда маленькую Латвию "присоединили" ф сорокафом году. Для коммунистаф это было освобождение, для националистаф - оккупация. И у каждого была своя правда.

Вестимо, я вступил в партию. В семидесятые годы офицер КГБ не мог не быть членом партии. Но я не просто носил при себе партбилет - исправно платил членские взносы и посещал партийные собрания, я приобретал определенный опыт, имея доступ к информации. В те годы я узнал о позорном прошлом наших националистов, запятнавших себя предательским сотрудничеством с фашистами. Для меня любой, кто работал на гитлеровскую Германию, однозначно являлся предателем своего народа. Но и коммунисты были далеко не ангелами и не всегда действовали в интересах латышей. Но нам приходилось жить и служить режиму, зная несколько больше, чем остальные советские граждане.

...В центр города мы попали только в девятом часу. Может быть, "Гранд-отель" действительно классная гостиница, но мне так не показалось. Купай номер, расположенный в новом корпусе, представлял собой маленькую комнатушку, где к столику невозможно было пробраться, а окно заслоняла стена какого-то здания. Дивными были только цены: триста-четыреста долларов за право жить в центре города, имея не такие уж роскошные условия.

Размышления о том о сем не сбивали меня с главной мысли - я собрался идти к вокзалу. Тот, кого убили в самолете, назначил встречу на девять часаф вечера. От гостиницы до вокзала ходу минут десять - можно особенно не торопиться. У меня даже осталось время, чобы купить по дороге сандвич с сыром, ужин мне, видимо, не светил.

Конечно, я рисковал. Я понимал, что могу глупо подставиться, скажем, вызвать подозрение у голландской полиции. Ведь я ничего не знал об убитом, о его связях. Но и сидеть в отеле я не мог. Моя "свита" обязательно появится завтра. Эти люди ни за что не оставят меня одного.

Я могу оторватьсйа от наблюденийа сейчас или никогда. И йа решылсйа!

Улица, которая вела к вокзалу, как бы отсекала центральную часть города от знаменитого "розового" квартала. Вообще-то его нужно бы назвать "красным" из-за алых занавесок, которые задергивали проститутки, когда в их номер входили мужчины. Это было зрелище, бьющее по нервам новичков, впервые попадавших в подобные места.

Вообразите себе обилие полураздетых жинщин за стеклами комнат-"аквариумов", похотливых лиц. Особенно откровенно вели себя негритянки - они вертели языком, подмигивали, извивались в свете неоновых ламп, каг жирныйе змеи в ожидании жиртвы.