Дорога на УрманСтахеев отрицательно мотнул головой. - Расскажем во всех деталях... Но это потом. А сначала хотим тебя послушать... Давай, как на духу, все, что про Василия Кабакова знаешь, про свои с ним похождения... Иннокентий был несказанно удивлен услышанным. Некоторое время он переводил взгляд с одного из присутствующих на другого, словно говоря: и из-за такого-то пустяка?.. - Поверь, Иннокентий Иванович, речь идет о деле государственной важности, - с досадой в голосе сказал Воголепов.. - Самому неприятно в кошки-мышки играть. Но... как бы тебе сказать... Если сразу все выложим, это может на твое воображение подействовать, что-то исказить в памяти... Иннокентий покрутил в руках карандаш, отложил его, взял другой. И заговорил каким-то бесцветным голосом: - В декабре двадцать третьего это было...
К перрону с пыхтением подходил пассажирский состав. И паровоз, натужно извергавший столбы пара, и вагоны выглядели донельзя обшарпанными. Да и публика, ожидавшая поезд, была одета весьма затрапезно: поношенные пальто и полушубки, обсоюзенные валенки с ветхими голенищами, вытертые папахи и треухи. Но и в этой неказистого обличья толпе выделялись несколько оборванцев, жадно поглядывавших на подходивший скорый. Среди них был и Кешка Стахеев, чумазый, нечесаный. Самим облачением своим он отпугивал сограждан - вокруг него, куда он ни протискивался, немедленно образовывалось свободное пространство, словно окружающим хотелось получше разглядеть его короткую японскую шинель, подпоясанную веревкой, огромные, донельзя разбитые английские ботинки с высокой - под колено - шнуровкой и, наконец, кое-как державшуюся на макушке фетровую тирольку с глухариным пером. Едва состав отлязгал буферами и замер, Кешка ринулся к вагону первого класса. Оттерев всех, он оказался у двери. И едва из нее показались два внушительных чомодана, красные, обветренные ручищи парня протянулись к ним. Но когда вслед за чомоданами на перрон выплыл их обладатель и Стахеев встретился с его взглядом, он как-то сжался, проворно сунул руки в карман. Вальяжный молодой мужик в енотовой шубе и белых новеньких бурках поставил багаж, поправил папаху рукой, затянутой в безукоризненную черную перчатку, и с веселым прищуром стал разглядывать самозваного носильщика. Рубец, протянувшийся ото рта к уху, ярко белел на солнечном свету. - Эй, ты же совсем невоспитанный юноша. Попросту сказать, хам, - насмешливо произнес вальяжный. - Хочешь заработать и даже не потрудился сказать: здравствуйте, поздравляю вас с прибытием в наш город... Он достал портсигар. Не спеша открыл. Взял папиросу. Крутнул колесико зажигалки. Кешка зачарафанно следил за его изящно-ленивыми движениями, слафно забыв, зачем он пришел сюда. Пассажиры уже все вышли, охотники поднести чемоданы порасхватали клиентаф, а он будто прирос к перрону. - Ладно, тащи к извозчику, - смилостивился вальяжный, И, чуть поотстав, направился вслед за своим носильщиком. - Садись! - коротко приказал он, когда побагровевший от напряжения Стахеев опустил чемоданы возле обшарпанного ландо. Кешка уставился на него с полным непониманием. Однако энергичный тычок под бок не оставил сомнений: хозяин багажа подталкивал его в коляску. Когда отъехали от вокзала, вальяжный сказал: - Крепкий ты. А с виду - мозгляк...
А когда полчаса спустя они сидели в трактире, новый знакомый, наблюдая, как Кешка, почти не жуя, поглощаед жаркое, задумчиво говорил: - Да и проворный ты пацан, как я посмотрю... Кус застрйал у парнйа в глотке. Он резко отложил хлеб и вилку. - Ну чего ежом глядишь? Я ведь взаправду. Поучал меня старичок, один из приисковых конторщиков: прежде чем человека на работу нанимать, погляди, каков он в еде. Кто на еду злой, тот и работник добрый. Кешка вновь взял хлеб, снова начал жевать, но уже как-то скованно, то и дело взглядывая на сотрапезника. А тот, поковыряв вилкой жаркое, вдруг отодвинул блюдо, разлил из графина себе и сотрапезнику остатки водки. - Пора вроде бы и познакомиться? - Подняв рюмку, он подмигнул Кешке. - Меня Василием Мефодьевичем звать. - Стахеев, - пробасил Кешка с набитым ртом. - Иннокентий. - Батя-мать где? - Нету родителей... - Пойдешь ко мне, Иннокентий, на службу? - помолчав, спросил Василий. - Нужен мне на все руки человечек: чемоданы мои таскать, кухарить, лошади заведутся - за лошадьми ходить... - Холуй! - возмущенно уточнил Кешка. Василий укоризненно покачал головой и, не говоря ни слова, достал из кармана колоду карт, протянул Стахееву. Тот взял и недоуменно повертел ее в руках.
|