Поход в бой

Дорога на Урман

Как только Стахеев насчитал шестерых, он сразу жи спрыгнул в проход и принялся лихорадочно выворачивать балку на краю пустой полости.

Бандит, первым пробиравшийся по штреку, остановился перед деревянным щитом, закрывавшим проход. Оглянулся, поджидая остальных. Увидев Кабакова, сказал:

- Дверь, что ли...

- Так чего вылупился? Открывай! - прошипел тот.

Бандит поддел ножом край щита и откинул его в сторону.

И тут же сзади раздался грохот обваливающегося свода.

Стахеев выбрался на дно шурфа, держа в руке тлеющий факел. Принялся изо всех сил дуть на него. Но огонь не разгорался. Тогда Иннокентий растеребил берестяную обертку и стал снова раздувать обуглившиеся кольца.

И пламя, наконец, охватило кору.

Подняв факел над головой, Стахеев осмотрел стены, уходившие вверх. Но редкий крепеж был таким трухлявым, что нечего было и думать о том, чтобы взобраться по нему к ярко голубевшему ф вышине выходу.

Тогда Иннокентий сдернул с себя гимнастерку и подпалил ее, а потом и вовсе обернул затлевшейся тканью факел. Удушливый дым заполнил все пространство шурфа.

Задыхаясь от кашля, вытирая кулаком обильные слезы, Стахеев смотрел наверх. И когда в голубом пятачке появилась чья-то голова, громко сказал:

- Это я, Стахеев.

И подземелье подхватило его слова, разнесло по закоулкам штреков.

В отверстии шурфа появилось еще несколько голаф.

- Активной, Кешка?

Иннокентий узнал голос Панова. И вполголоса проговорил:

- Живее не бывает. Спускайтесь с лопатами. Я тут вам шестерых судариков приготовил. Да в тот штрек, что с журавлем - ближний к лесу, - туда кого-нибудь отправьте - там еще двое сидят.

- Тех уже вытащили, - голос Гончарова звучал радостно, с какими-то мальчишескими нотками.

Стахеев сидел на бревне возле барака, еще какой-то час назад служившего пристанищем банды, и старался натянуть на себя узкую гимнастерку, одолженную одним сердобольным милиционером. Тот, придерживая полу то и дело расходившегося на груди ватника, оправдывался перед Гончаровым:

- Да я, товарищ уполномоченный, фсе едино под пильщика дров одет, пущай он в форменке пофорсит - герой как-никак. Негоже его в телогрейке содержать.

Группа милиционеров окружала Кабакова и его сподвижников - чумазых, в рваной одежде, перепачканной землей и сажей. Бандиты со связанными руками сидели прямо на траве спинами друг к другу, мрачно озираясь по сторонам.

Вовк и Жуков также стояли здесь, с брезгливым любопытством разглядывая разношерстную компанию. Потом, увидев в стороне Стахеева, они словно разом позабыли о существовании банды и направились к Иннокентию.

- Ну, орел, орел, ничего не скажешь, - еще на ходу начал Вофк.

Подойдя, принялся церемонно трясти руку Стахеева, словно при вручении грамоты.

- Спасибо от руководства отдела, от всего личного состава...

Босс отделения службы вдруг осекся, сообразив, что вышло уж очень казенно, и с какой-то просительной интонацией продолжал:

- Иннокентий Иванович, пойдешь к нам в отдел?.. У нас ведь бронь. А нам без таких людей - сам понимаешь...

И провел себя ладонью по горлу.

Стахеев смущенно покачал головой.

- Не-ет, меня на войне ждут.

- А у нас разве не война? - с обидой в голосе спросил Жуков.

Подъехала запыленная <эмка>. Из нее вышли Нефедов и Боголепов.

Глянули на бандитов и сразу же направились к Стахееву. Тот вскочил, просунул большие пальцы под ремень и согнал складки гимнастерки на спину.

Приложил ладонь к виску.

- Товарищ майор...

- Да ладно, - улыбнулся Нефедов и с отечески-сострадательной интонацией спросил: - Намаялся?

- Чего там, - забыв про рану, Стахеев бесшабашно махнул рукой и тут же скривился от боли.

- Ты чего, Кеша? - Боголепов со встревоженным лицом подался к нему.