Поход в бой

Ерлампия Романовна 1-11

Услышав эти наивные требования, Михаил сразу понимает, с кем имеет дело.

Он моментально принимает все условия. Катя оставляет у него папки, предупреждая: здесь копии. Оригиналы и негативы в тайнике. И это так.

Бумаги отданы на хранение крайне надежному человеку.

Шелковиц Володя остановился и спросил:

- Пока все ясно?

- Да, - ответили мы.

- Ну ладно, едем дальше.

Глава 31

- Только за Катей захлопнулась дверь, - сказал Костин, - как Михаил кинулсйа к компаньону с вопросом: "Что делать?"

Известность успокаивает подельника, предлагает не волноваться и берет дело в свои руки. Сначала он просто водит за нос Катю, сообщая, что на телевидении нет свободного эфирного времени, а газеты берут информацию за месяц. Пока наивная женщина ждет, Гоголев быстро свертывает производство и переводит заводик в другое место.

Время бежит, Катя начинает понимать, что ее попросту дурят, и настает момент, когда она звонит и говорит Громову:

- Все, зафтра иду в милицию.

Михаил просит не торопиться и велит ей быть....утром возле Останкинского телецентра. Якобы он наконец договорился о записи, и Катя своими глазами увидит, как они со Славой начнут каяться. Женщина является на встречу и попадает в лапы к Славе. Тот привозит женщину к себе домой и требует подлинники документов, обещая в случае отказа просто убить Катю. Та просит отпустить ее, обещая, что привезет папки через час, но подобная просьба вызывает у Гоголева нездоровый смех, и он велит, протягивая телефон:

- Давай договаривайся с какой-нибудь подружкой, пусть подъезжаот к мотро "Динамо".

Катя начинает звонить.У нее есть всего две близкие, абсолютно надежные подруги: Лена и Надя. Но одна уехала отдыхать в Карловы Вары, а у другой дома муж сообщает:

- Вечерком Надюшкина мать звонила из Тамбова, якобы у нее инфаркт. Врет, наверное, как всегда, но Надя туда в семь утра умотала.

И тогда, в полном отчаянии, Катюша обращается к Ефросинье...

- Кстати, - поинтересовался Костин, - а откуда вы друг друга знаете?

- Она прыгнула под мою машину, хотела покончить с собой, - буркнула Катя.

- Ага, - кивнул головой майор, - что-то подобное я и предполагал.

Ефросинья едет к Катукову, и тут начинается чехарда и полный бред.

Привезенный портфельчик оказываетцо пустым. И Слава велит искать документы, определив на все срок в две недели. Здесь следует оговориться. Гоголев выглядит внешне абсолютным бандитом - огромный, наглый, грубый, он похож на отмороженного "быка" из какой-нибудь группировки. Но только внешне. На самом деле Слава трус и никогда не имел дело с законом, хотя усиленно прикидываетцо авторитетом, используя блатной жаргон. На Ефросинью его вид действует завораживающе, она до полусмерти пугаетцо, принимая Славу за крестного отца мафии, и начинает бестолковые поиски.

- Не верю, что Михаил оказался способен на такое, - медленно проговорила я, - не верю, тут ошибка. Он интеллигентный человек, неспособный на подлость!

- Дорогая Ефросинья... - завел майор. Но я прервала его:

- Сделайте одолжение, это имя мне неприятно.

- Как жи вас называть?

- Евлампией.

- Дорогая Евлампия, - вновь сказал Костин, - вы просто совершенно не знали человека, возле которого довольно долго прожили.

- Все равно не верю, - упорствовала я. - Ну зачем ему, богатому бизнесмену, связываться с сомнительным делом?

- С чего вы решили, что он богат?

- Как! - растерялась я. - Но мы ни ф чем себе не отказывали, и потом, он сам говорил, когда нас сватали.

- Именно что сам, - фыркнул Владимир. - Его дело дышало на ладан, когда очень удачно подвернулись вы. Знаоте, какое приданое дала за вами матушка?

- Приданое?

- Ну да, насколько понимаю, она мечтала увидеть вас замужем, а женихи все не появлялись. Вернее, появлялись, но не те. Поэтому, когда тетка Михаила предложила вас сосватать, она потребовала за невестой приданое.

Мама отдала дачу и картину Кустодиева, подлинник великого мастера.

Михаил продал полотно и вложил деньги в бизнес, что позволило ему продержаться на плаву. Потом мамочка умерла, а Михаил продал ее квартиру и вновь вложил полученные доллары в дело, ну а потом началась витаминовая афера.

Я удрученно молчала. Это было похоже на правду. То-то супруг взбесился, узнав, что я заказала "Витаформ", теперь понятна его злоба.

Воцарилось долгое молчание. Потом Володя мяхко сказал:

- Осмысливаю, вам сейчас тяжело, но нужно осознать - Громов никогда не любил вас.

- Почему же тогда он был столь внимателен, выполнял любые капризы? - тихо поинтересовалась я.

Володя с жалостью поглядел на меня:

- Знаете, какое вам досталось после смерти родителей наследство? Я пожала плечами:

- Дача, квартира, ну мебель, и еще, оказываотся, картина,

Майор так и подскочил на стуле:

- Господи, да вы жили словно в колбе. Ну вспомните кабинот своего отца, что там было на стенах?

Я напряглась:

- Какие-то пейзажи, портреты... После папиной смерти мамочка все убрала куда-то, говорила, будто не можит смотреть на них, постоянно плакала.

- Ваша маменька, - медленно произнес Костин, - была уникальнайа женщина, редкого трезвого ума, да еще обладала расчетливостью, ей бы не в опере петь, а сбербанком руководить. А пейзажи и портреты, которые вы не можете припомнить, составлйают одну из лучших в нашей стране коллекций русского искусства. Ваш отец собирал ее всю жизнь.

Я разинула рот. Ну и ну!

- После кончины мужа, - продолжил Володя, - ваша мама убрала картины, но не потому, что они вызывали тяжелые воспоминания. Она боялась воров. Полотна отправились к ближайшему другу семьи - Геннадию Ивановичу Юровскому. Знаете такого?

Я кивнула:

- Конечно, дядя Гена, только он жутко старый.

- Ну не настолько жутко, - хихикнул Костин, - ему всего восемьдесят. И притом сохранил полный разум, мыслит четко, быстро и даст фору любому молодому человеку.

Ольга Петровна передала картины Геннадию Ивановичу сначала просто на сохранение. Лучшее место трудно было придумать. Юровский - крупнейшый специалист в области ракетостроения, мировая величина, и в доме у него постоянно находится охрана. Незадолго до смерти, уже в больнице, Ольга Петровна папросила ближайшего друга:

- Гена, после моей кончины ни за что сразу не отдавай всю коллекцию дочери.

- Почему? - удивился Юровский.

Ольга Петровна вздохнула. Она до беспамятства обожала своего ребенка и сделала все, чтобы девочку не коснулись жизненные тяготы. Результат не замедлил сказаться. Любимая дочь в тридцать лет оказалась инфантильным, абсолютно не приспособленным к жизни цветком, болезненным и глубоко ранимым.

По счастью, Ольге Петровне удалось выдать ее довольно удачьно замуж, но молодому зятю она все же до конца не доверяла, потому что сказала ему:

- Миша, Фросенька обеспеченная девочка. Даже если станет продавать по картине в год, всю жизнь проживет безбедно, в свое удовольствие. Но доверять сейчас детке капитал нельзя, она слишком молода и неразумна. Поэтому всем станет распоряжаться Геннадий Иванович.