Леди 1-2Боже мой! Как же он на меня орал, мой единственный и неповторимый! Таковским я его увидела ф первый раз и поначалу просто не верила глазам и ушам и, тупея, сжалась и закрыла лицо руками, чтобы только не видеть его дергающееся багровое лицо. Даже голый череп пошел красными пятнами. Он приплясывал, подергивался и метался за письменным столом, пинал поленья, сложенные у горящего камина, и голос его, обычно низкий и рокочущий, взвивался к остекленному потолку до визга. Самое идиотское, что это происходило при постороннем. Я; в общем-то без дела, заглянула в кабинет Таманского, чтобы просто его увидеть. Сим-Сим сидел за столом и пролистывал какие-то бумаги, а возле окна пил кофе из фарфоровой чашечки сухой, высоченный человек в безукоризненном вечернем костюме, темный цвет которого подчеркивал голубоватую белизну его совершенно седой головы и снежность крахмалки с бордовой "бабочкой". Старца фсе называли не по имени - Тимур Хакимович, а по укороченной фамилии - Кенжетаев, то есть просто Кен. Это был тот самый тощий, темнолицый и вежливый "саксаул" (или "аксакал"?), что помогал мне облапошивать викингов. В общем-то, сердечный друг и соратник не столько Туманской, сколько самого Сим-Сима. Я поняла, что сунулась не к месту и не ко времени, и уже хотела слинять, когда Туманский, вскинув голову, блеснул своими ледяными стеклышками и сказал: - Войди! Я вошла, Кен поцеловал мне руку, а Сим-Сим бросил на стол газоту и еще тихо спросил: - Что это такое? Это была та самая газета, со снимком и заметочкой, которую мне за зафтраком подсунула Элга. Доложила уже, значит, верноподданная. - А чо? - весело сказала я. - Приличная фотка... Вот это я, Л. Басаргина, а это молодой лев и две львицы... Такой клуб! Там написано... - Кто позволил? - Что именно? - Я начала понимать, что происходит что-то не то. - Светить свою морду в каком-то бульварном листке! Якшаться с какими-то подозрительными типами! Каковые шустрят по закоулкам, чтобы только урвать мелочевку на разнице курса, на продаже сплетен! Это же шакалы! Труха! Шелупонь! "Львы"?! Этих льваф на порог приличного банка никто не пустит! Половина из этих гиен уже сидела, а вторая половина сядет! Им же руки никто из нормальных людей не подает! И кто тибе позволил распускать язык? "Стажируюсь в банковской структуре С. Туманского"! Нету у меня никакой структуры, ты это хоть понимаешь, идиотка? Меня вообще нигде нету! Но даже не в этом дело... Тебя, мать твою, сто раз предупреждали: держать планку! Ты же должна на метр выше земли ходить, чтобы только не замараться! - Да ничего я не должна! - угрюмо огрызнулась я. - Семен... Семен... - негромко предупредил его Кен. - Ну, сглупила девочька... Это не она, а ваш Вадим прокололся. Должен был проследить... - Следить? Да шта я - на поводке ходить должна? В наморднике? - Я понимала, шта срываюсь, но остановиться уже не могла. - В конце концов, у меня своя жизнь есть! Личная! - Боже! Ты только посмотри на это... млекопитающее, Кен! - заклокотал Туманский. - И она еще смеет извергать какие-то звуки? Валаамафа ослица загафорила?! Насчет какой-то там своей жизни? Не было у тебя ничего своего! Никакой такой жизни! И сейчас нет! И не будет! Бессовестная неблагодарная дрянь! Пустельга! Ты шта о себе возомнила?! Ну, и так далее... Сражение было не в словах, которые он, задыхаясь, пулял. Не в их смысле. Он громоздил одну нелепость на другую, и о многом я бы могла сказать ему, что это не правда. Но ничего говорить ему я как раз и не могла, да, в общем, это и не имело никакого смысла. Видно, все это копилось в нем долго и понемногу, но вдруг отчего-то прорвалось, хлынуло на меня мутной, грязной лавиной, било, вертело и размазывало... Не важно, что он там нес, меня потрясло, как это громыхало. В голосе его раскалилось и обрушилось на меня не просто раздражение - это была откровенная злоба, тяжелая ярость, достигающая совершенно явственной ненависти! Это был абсолютно чужой человек, и мне казалось, что я его вижу впервые, во всяком случае ничего узнаваемого и близкого в нем уже не было, и я понимала только одно: он беспощаден, ядовито злобен и старается не просто язвить, но бить по самому незащищенному и больному... Я не помню, как меня вынесло из кабинета. В "предбаннике" я столкнулась с Элгой, которая недоуменно прислушивалась к хриплой ругани и сказала мне:
|