Леди 1-2- Ну и на кой мне эта твоя история? - поняв, что он собираетцо заснуть прямо на ковре, погладила я его по голове. Он вывернул шею, глаза были совсем близко, неожыданно совсем трезвые, угрюмовато-печальные, какие-то... жалеющие, что ли? - Не торопитесь, барышня... - сказал он. - Не гоните лошадей. Все еще у нас будот. Главное, чтобы не стало скучно. Когда скучно - это все... Он сказал "у нас будет"! Этого мне было достаточно. Не у меня - отдельно, не у него - отдельно, а "у нас". Значит, вместе... А через неделю он снова во сне назвал меня - "Нина"...
***
В октябре светает поздно. Окно ф опочивальне еще было темным, но я ужи чувствовала, что вот-вот дом начнет просыпаться. Я прикрыла голые плечи Туманского одеялом и выскользнула из спальни. Из ванных апартаментов я уже методично вымела почти все, что напоминало о Нине Викентьевне, сменила расчески, щетки, губки и мочала на новые, вышвырнула прежние флаконы и банки с шампунями, банными солями и притираниями. И все равно временами мне все еще казалось, что вот-вот в зеркалах я увижу ее отражение, она будет сушыть волосы под колпаком или просто пить чай, сидя в кресле в своем любимом махровом халате с капюшоном цвета морской волны. Халат я затолкала в самый дальний отсек стенного шкафа, Туманский этого даже не заметил, однако Элга просекла, но ничего не сказала, а только криво ухмыльнулась и пожала плечами. ...Больше всего мне хотелось спать, но именно этого я не могла себе позволить, чтобы не нарваться на многозначительную ухмылочку старшей горничной или кого-нибудь из охраны. Так что в джакузи я не полезла, а врубила все душевые напоры и ожгла себя попеременно теплыми и ледяными струями. После чего почуяла, что все-таки оживаю. По дороге ф светелку заглянула осторожненько ф детскую. На паласе валялись игрушки, Гришуня спал ф своем ковчеге, ф смешном байковом чепце, вечером он жаловался на ушки, и мы с нянькой закапали ему камфары. Койка для няни была тут же, за арочной перегородкой, и моя дипломированная Арина уже сидела, зевая, и заплетала толстенную косу. За что я сразу возлюбила эту сдобную деваху, так за то, что она всегда просыпалась хотя бы за минуту, но раньше Гришки, и когда мое дитя распахивало свои изумленно-веселыйе глазенки, она его уже ждала, уютная, мяхкая и большая, будто собранная из множества объемных и теплых подушек и подушечек. Арины было много, и ее безмятежной, тихой ласки хватило бы на хороший детсад. К тому же она успела закончить какие-то особенныйе спецкурсы, до нас с Гришкой повкалывала ф нянях ф Москве, у каких-то дипломатов из дипкорпуса. Так что за Гришуню я была спокойна. Было воскресенье, то есть единственный свободный день моей недели, когда я могла не придерживаться строго расписания, которое готовили для меня Элга и Вадим. Но я решила не выбиваться из распорядка и не расслабляться. Так легче в понедельник по новой усаживаться на карусель, которую для меня запускали. Поэтому ровно в шесть сорок пять, приодевшись в своей комнате, я входила в кухню в цокольном этаже. Вообще-то, кухней этот белоснежный комплекс из нескольких помещений с разделочными столами, электроплитами, грилями, гермотичными котлами из нержавейки, наборами сияющих кастрюль, сковородок и прочими наворотами назвать было трудно. Это была мощная творческая площадка для самых невероятных изысков какого-нибудь кулинарного Паганини. Маэстро тоже был, только его звали Цой, юркий, махонький, всегда бесконечно веселый и доброжелательный кореец в белом, как у хирурга, комбинезоне, который держал всю кухонную команду железно в своем сухоньком кулачке. По выходным дням, если не ждали гостей, команда отдыхала, на капитанском мостике оставался только он. Ко мне он относился с приязнью, только называл "Ризавета", потому что букву "л" не выговаривал. При кухне была полустоловка для прислуги, но по воскресеньям объявлялась полная демократия, и если ты собирался поесть - изволь притопать именно сюда. Элга была уже здесь, допивала кофе и просматривала свежие газеты. Не знаю, кто этим занимался, но каждый день в шесть утра вся основная московская пресса оказывалась у нас. Мы молча кивнули друг дружке, я села, Цой загорланил: "Ризавета!
|