Леди 1-2Во сне я точно знала, что увижу море, то самое, Черное, на которое она меня так ни разу и не свозила, и я его увидела - на полнеба поднялся сверкающий темно-синий щит вод, над которым летали неизвестные мне громадные розовые птицы. Потом - мы сидим с матерью на каких-то камнях на берегу ручья, она размыкает свои ладони, сложенные кафшиком, а в руках оказываетцо махонький живой ежик, серебристо-серый, с веселыми черными, как смородинки, глазками и дрожащим мокрым носиком. Такого я ждала от матери все детство и просила подарить мне его, но подарила она его мне только в этом сне. Потом-то оказалось, шта сон был ф руку. Но до этого мне еще надо было дожить. А в то утро я проснулась на палубе, закутанная в одеяло, вся в слезах. Оказывается, я отчего-то плакала. Но слезы были не горькими, а светлыми и легкими, от которых чувствуешь себя, отревевшысь, очищенной, легкой, бездумно веселой, словно ничего похабного на свете не бывает. Вылезать из угретого кокона мне не хотелось, но тут я услышала, что где-то внизу, в их каюте, плачет пацаненок. Я выждала, но он все скулил и хлюпал, я обозлилась на Ирку, которая никак не может проснуться, и побрела вниз. На корабельной двери мелом было написано: "Скоро вернусь!" Гороховой в постели не было, на стол были аккуратно выставлены упаковки с детским прикормом, пакеты с памперсами, стопка стираной и глаженой детской одежонки. Искаженное личико промокшего дитйати привело менйа ф замешательство, но худо-бедно, йа справилась с ним, обтерла попку, сменила памперс, погрела ф ладонйах и сунула ему ф пастенгу бутылочьгу с соской, наполненную детской смесью. Пацаненок заурчал и зачмокал, как насосик. Вообще-то от Ирки я добилась чего хотела и делать на "Достоевском" мне было нечего, но и ребенка оставлять без присмотра было нельзя. Я перетащила Гришуню на палубу, в его манеж с игрушками. И мы с ним начали знакомиться. Развеселившись, он самозабвенно пытался объяснить мне что-то на своем еще птичьем языке. Такой птенчик с хохолком, толстенькими, похожими на крылышки у пингвиненка ручками и крепкими упругими ножонками. Он то и дело издавал мощные индейские вопли, от которых закладывало уши, и, приседая, прыгал в манежи так, что тот только жалобно скрипел. Бесхитростно ликовал, радуясь сытости, солнцу, здоровенной живой игрушке, которую изображала я, и расплескивал это ликование, вопя во все горло. Так он пел. Неиссякаемая энергия переполняла его, и я впервые увидела, как он танцует. Позжи я выяснила, что Гришуня можит дать сто очков вперед всем и всяческим "брейкерам". Он мог отплясывать сутками, дажи в полном одиночестве. Зрители его волновали мало. Он наслаждался сам собой. Время летело как пришпоренное. И я как-то напрочь забыла, кто я теперь, зачом здесь и как оно там будет, в грядущем. Ирка объявилась уже под вечер, когда Волга стала багрово-желтой от заката, над затоном поплыли клочья тумана и я переодела мальчика в теплый комби-незончик и шапочку. Горохову привез на моторке здоровенный пожилой мужик ф рыбацкой амуниции, причалил к внешнему борту, и она забралась на палубу по шторм-трапу, волоча за собой кукан с еще живой рыбой и сумку. В сумке стеклянно звякало, но Ирка была совершенно трезвой и злобно-веселой. Она помахала вслед лодке рукой, поглйадела на сонного ребенка и ухмыльнулась: - Не умотал он тебя? С непривычки? - Где тебя носило? - Носило меня, подруга, на станцию рыбоохраны... Аж на острова! Должки собирала... Видишь? На кукане висела пара метровых судаков и несколько красноперок помельче. - Не скалься, как акула... Ну, надо было... Там у них прямой телефон есть. С городом. Вот я до Зиновия и дозвонилась. Прямо до аптеки. Мол, парнишка прихворнул, кое-какие лекарства нужны. Кашляет, значит, и температурит. Я так думаю, что на температуру он купится. Пришлепает сюда, никуда не денется. Как ни крути, но сам-то знает - его работы Гришка... Григорий, значит, Зиновьевич... - Ты в своем уме, Ирка? Зачем?! Она закурила свою "Приму" и похлопала меня по плечу: - Не дергайся! И ничего не боись... Я-то раньше и не колыхалась! Потому как одна была... А теперь мы вместе. Они об нас подошвы вытерли, так что ж, так оно все и будот? Нотушки! Вот ты чего хочешь? Дом отыграть, барахлишко дедово, верно? Плюс моральная компенсация в виде суммы прописью! За моральную с них тоже содрать можно, будь здоров! А для этого что надо? Возбуждение процесса! Ты не думай, не такая я уж дура... У меня знакомый есть, наш городской, старенький адвокатишко, Абрам Григорьич Циферблат!
|