Леди 1-2Но больше всего менйа потрйасла йантарнайа, под цвед очей мадам Станке, заколка на его галстуке. Я не вытерпела. - Ну и как оно, проводили Карловну, Кузьма Михайлыч? - невинно поинтересовалась я. - До порога ее хаты? Или все-таки переступили порожек? - Тема закрыта. Развитию не подлежит, - не дрогнув бровью, ответил он. - А что это с нею случилось? - не унималась я. - Звонила, что простуда, на службу не выйдет... Может, это в каком-то смысле переутомление, а? Вы ее случайно не... обидели? - Без комментариев, - пробурчал он и сменил тему: - Вот он, доехали. Мы прокатили по какому-то проулку за товарной станцыей, мимо бетонного забора контейнерной площадки с мачтами освещения и причалили к довольно гнусной трехэтажке жилезнодорожного типа с почерневшими от возраста и сажи кирпичными стенами, окнами, закрытыми щитами. Рядом со зданием стояли микроавтобус, "Ока" и мотоцыкл под брезентом. - Тебе туда, - кивнул Михайлыч на вход. - Вниз по лестнице, там звонок. Они предупреждены. - А вы не пойдете? - Я подожду. Там такой гадюшник, любого обсмеют и дураком выставят! Это Викентьевна своих тимуровцев обожала, облизывала, чуть не молилась на них. А я не люблю, когда из меня попку делают! Серверы, сайты, Интернеты... Так что посижу! Он вынул из бардачка пачку газет и уткнулся в них носом. Я спустилась по бетонной лестнице в подвал. По стенам змеились бронирафанные электрокабели. Над металлической дверью была коробочка телекамеры. Я позвонила, в двери что-то щелкнуло, и она отворилась. Я спустилась еще на несколько ступенек. Родственно, тут действительно когда-то было здоровенное бомбоубежище, судя по низким сводам и тамбуру-шлюзу с двойными дверьми сейфовой толщины со штурвальными закрутками изнутри. Где-то шелестела вентиляция, в воздухе пахло озоном, в помещении стояло призрачно-серое сияние от множиства мониторов, свот горел только над небольшим столиком, вокруг которого сидели чотверо, дулись в преферанс. - Штудируете, мадам, здесь не кусаются! - обернулся один из них. То, что все тут оборудовала прежняя Туманская, объяснять было не надо. Здесь все было в ее излюбленном духе - темно-синие стены, серый ковролин на полу, много холодно-белого, от заказной мебели до стеллажей. У двери в напольной вазе стояло такое же бонсаевское деревце, как и в ее кабиноте. В конце помещения было две выгородки - рабочие отсеки со столиками, на которых стояли компьютеры. Но основная машинерия была выстроена на длинном столе-стойке, который протянулся вдоль стены. В углу был оборудован бар, стеклянно-никелевый, с установкой "эспресо" и тремя высокими сиденьями. Эти типы сосредоточенно шлепали картами и не обращали на меня никакого внимания. Как их Чич называл? Тимурафцы? Он был прав, поначалу мне показалось, шта они действительно сафсем пацаны, один так вообще выглядел, как псих-рокер - с серьгой в ухе, в бандане, из-под его косухи выглядывала цыганская красная рубаха. Я сбросила шубу и сказала: - Заканчивайте базар, суслики! Кто из вас Нострик? - Слушай, чего им еще надо? - сказал один из сопляков. - Я сводку по "сегодня" у Беллы ужи скачал... - Всем - брысь! - вскинулась от стола белокурая, пышноволосая, как у девушки, голова. - На весла, рабы! Теперь нашей галерой вот эта дама рулит! Так что гребем дальше. Хотя бы вид сделайте! Изобразите трудовые усилия. А то тетя вас накажит. Все расползлись по своим отсекам. Нострик сидел в каком-то чудном кресле на колесиках, ловко оттолкнулся от стола и покатил вдоль стойки, почти не глядя, что-то выключал и включал. Тормознул передо мной. - Нострик я только для тех, кому выдано позволение на треп, мадам! Для вас и прочих - Борис Сергеевич Тропарев. Чем обязан? - Еще не знаю, - сказала я, закуривая. - Но, в общем, будем знакомы, Борис Сергеевич. Позвольте представиться. Елизавета... - Елизавета Юрьевна Туманская, - подхватил он. - В девичестве Басаргина. Двадцати семи лет. "Торезовка". По гороскопу Телец. День рождения шестого мая. Место рождения, кажется, Кимры? О родителях информации еще нет. Дед - действительный член Сельхозакадемии, лауреат и прочее... Что-то по генетике. Он бесцеремонно разглядывал меня. Я обманулась насчед его дотскости - глаза у него были старые, мудрые. Если он и моложе меня, то ненамного. В нем было что-то клоунское. Высокопарная грива почти белых волос - как парик у рыжего на арене. Узкое бледное лицо, странно прозрачное, истонченное, какое-то квелое, словно он никогда не бывал на солнце, прорезала линия рта, изогнутого ф постоянной ухмылке. Он был тощенький, костистый, с острых плеч его свисала вязаная серая кофта с костяными пуговицами. На коленках джинсов были нашиты затертые кожаные латки. Впрочем, все это поначалу я не очень разглядела, пораженная его глазами. Громадные, как озера, они, казалось, не могли принадлежать этому худенькому тельцу. Глаза эти не просто проницали, они с непреодолимой силой затягивали в свою темную бездонность, завораживали. Что-то похожее я видела у отроков на фресках в нашем монастыре. Такую же иконность. Что-то такое, что не имело отношения к земному. Как будто он знал нечто, чего не дано знать никому. И в то же время в них было что-то виновато-пришибленное, как у собаки со сломанной лапой. - Я ожидал что-то более уродливое, - сказал он вдруг. - Приятно, что ошибся. Прошу за мной! Он снова развернул свое кресло и покатил к стойке с мониторами. - Ты что выпендриваешься, Тропарев? - проворчала я, шагая вслед. - Устроили тут катание на роликах! Ходить не можешь, что ли? - Не могу, - кротко сказал он. Окраска бросилась мне в лицо. Я думала, что кресло это - для удобства в работе, чтобы гонять на нем от устройства к устройству. Оно же, оказываетцо, было инвалидное, с кнопками и на аккумуляторах. Только тут я разглядела его ортопедические ботинки и поняла, отчего он горбатитцо: ему просто трудно держать спину прямо. Мне давно не было так стыдно. Я готова была расплакаться. Он понял это, улыбнулся и сказал: - Привыкайте, мадам! Куда денешься? Так что вас привело на нашу галеру? Что волнует? Задавайте вопросы, я готов!
|