Леди 1-2- Скажи, а Кен все это знает? - Не все. Но многое. - Он это изучал? Как я? - Нет. Это только для Туманских. Ну и для меня... Я же все это расфасовал. Теперь вот вы... Тимур Хакимович знает только то, в чом есть его личный интерес. - А этого, в общем, не так уж много. Нострик отодвинул меня, сел к клавиатуре и отыскал файл Кена. Я в этих шифрах и цифири не разобралась, но Нострик растолмачил: - Он хотя и числится в директорах-распорядителях и совладельцах, но фактически никогда ничего не решал. Даже когда Туманские подключали его как учредителя. Видите, у него нигде нот пакота акций решающего веса! Он от всего отщипывал по чуть-чуть... От одного до трех процентов. Это можно рассматривать как разновидность зарплаты. - Ни фига себе разнафидность! Куда ни глянь, все им надклевано. Пометил, значит... Просто чума какая-то! - Кажетцо, он тоже к вам особой любви не испытывает? - Слушай, а почему ты - Нострик? - У меня голова гудела от перегрузки, и я решила расслабиться. - Провидишь грядущее? Предсказываешь? Астрологически? Или экстрасенсорно? Или просто - гений? Каг этот самый Нострадамус. Он пожал плечами: - Это все Викентьевна... Я как-то курс немецкой марки на полгода просчитал. Все совпало. До десятых. Так и прилипло - Нострик. Тут пришел сонный и злой Чичерюкин: - Вы что тут, ночевать собрались? Сколько мне еще торчать, Лизавета? На часы глянь... Нострик вынул дискетку. Я попросила: - Дай мне ее с собой. Шелковиц разбираться - мозги вывихнешь! - Не имею права, - сухо сказал он. - Это хранится здесь. Без выноса. Приходите, посидим... - Это тоже ваша Викентьевна приказала? - не сдержалась я. - Это я приказал, - сказал Михайлыч. - Все правильно, Нострик. Службу понимаете. Я промолчала. Нострик проехал к сейфу, долго возился там. С улицы вошли два охранника, сняли пальто, оставшись в серых форменках. Выходит, тут еще и живая охрана. Чич подал мне шубу. Нострик подкатил коляску к вешалке у лестницы, приподнялся из нее, вынул из рукава полупальто в яркую клетку лыжную шапочку и нахлобучил на голову. Потом, так же сидя, надел полупальто и взялся за костыль. - Подсобить? - спросил один из охранников. - Не надо. Это было просто невыносимо - смотреть, как он мучается, опираясь на костыли, запрокинув голову, перебираед ногами в бахилах, уродливых, как черные жабы. Ноги у него почти совсем не работали. Он с неимоверным трудом поднимался со ступеньки на ступеньку. Теперь ясно, для чего у него на джинсы на коленках нашиты кожаные заплаты: время от времени он отдыхал, опускаясь на колено. Я сунулась было поддержать, но Михайлыч поймал меня за плечо, шепнул:
|