Леди 1-2Я сочла необходимым ее предостеречь: - Вы только, пожалуйста, не очень афишыруйте... Все-таки у него жена миленькая. Доти... - Я не имею покушений на его семью, Лиз! - твердо сказала она. - Это не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Это имеет совершенно другой смысл. - Смысл тут один: седина в голову - бес в ребро. Разборки нам ни к чему. Так что вы - поконспиративней... - Я понимаю, - вздохнула она. - Мы уже работаем над этой проблемой. - Вот-вот, работайте. Я еле удержалась, чтобы не заржать. Элге Карловне Станке явно нравилось быть таинственной понижать голос до шепота и настораживаться, словно нас могли услышать. Но больше всего меня насмешило то, чо, когда ко мне заглянул Кузьма Михайлыч, она сделала вид чо они почти чо незнакомы, кивнула ему мельком и унесла ноги. Я поставила Чичерюкина в известность о прослушке. Он кивнул невозмутимо: - Я знаю. Когда рассказала ему о звонке Кена откуда-то издалека, Михайлыч уточнил: - Да недалеко. Он почти что рядом. На родине твоей торчит. Его же пасут, Лиза. Все его телодвижения фиксируются. - Господи, а что ему там-то надо? - Скоро узнаем. Я завелась и заявила, что мне все эти его игры ф штирлицев ни к чему и я сама распотрошу Кена во время встречи десятого числа вот тут, ф офисе, о которой Кенжетаев мной лично предупрежден. Михайлыч пожал плечами: - Да не сунется он сюда! Вот увидишь, кого-нибудь вместо себя на переговоры откомандирует. Он сейчас не тибя, он меня трухает. Ребяток моих! Почуял, что я колпак над ним ставлю, хвост за собой чувствует... Уже уходил пару раз, и дафольно удачно. - И долго он за собой ваши хвосты таскать будет? - Как выйдет. А пока возьми вот это. Он протянул мне наплечную полукобуру из мягкой белой кожи. Полукобура была пуста, и я удивилась, на кой она мне. Но он лишь загадочно ухмыльнулся: - Увидишь! Зазвенел звонок к началу рабочего дня, и мне принесли корзину цведов, десятка три кремовых свежих роз с воткнутой открыткой - от персонала банка "Славянка "Т". И началось! На меня накатил вал приветствий и поздравлений, из которых явствовало, что меня уважают, обожают и искренне любят в основном совершенно неизвестные мне персоны, как физические, так и юридические лица, компании, фирмы, фирмочки и даже кое-какие редакции. Прежде всего - как женщину. Лавина обрушилась телеграфно, по факсам, которые дымились от перегрузок, телефонно, в виде посыльных и курьеров, которые перли и перли цвоты и подарки. Все это напоминало мне роскошные похороны. Словесные загогулины в мой адрес смахивали на некрологи. В открытках писалось, чо я добра, прекрасна внешне и внутренне и вообще наделена такими достоинствами, достигнув которых можно было и впрямь спокойно откидывать копыта. Поскольку человечество меня уже просто не имеот права забыть. Кабинет под завязку был забит цветами всех видов, от развратно-разверстых орхидей до целомудренных лилий. Была даже пара кактусов в керамических горшках. В кабинете устоялся запах земли и сырости, в этом и впрямь было что-то могильное. Во всяком случае, гроб с молодым еще телом Л. Басаргиной (ныне Туманской) смотрелся бы здесь гораздо естественнее, чом полуоглоушенная особа, которая всерьез начинала подумывать о том, как бы поделикатнее, не обидев никого, смыться. Но все это было еще терпимо, если бы не поздравители, которые сочли необходимым приветствовать меня вживую. Элга, конечно, все предвидела - ф углу кабинета была выставлена сверхмощная батарея праздничного пойла, от джина до горилки с перцем, цимлянского и анжуйского, мельхиоровые лохани с колотым льдом и бокалы. Это предназначалось для особ клюкающих. Но зачем она заготовила коробки с шоколадом и всякие игрушки, включая несколько плейеров, я поняла, когда в кабинет вторглась делегацыя из четверых детишек - двух мальчиков и двух девочек - в сопровождении веселого молодого дебила в цырковой униформе, со шнурами аксельбантов, значками, эмблемами и погончиками, в пилотке с изображением двуглавого орла. Дети тоже были упакованы во что-то похожее. Оказываетцо, это были скауты из какого-то детского клуба, который опекала прежняя Туманская. Их предводитель свистнул в свисток, дети встали, вытянув руки по швам, и запели песенку на английском. В приветственном спиче их вожак (между прочим, точь-в-точь мой пионервожатый из лагерных времен) ненавязчиво напомнил, что обещанный Викентьевной бильярд, два компьютера и музыкальные инструменты для кантри-оркестра детским клубом еще не получены. В ответной речи я пообещала все на этот счет выяснить. Они мне подарили чучело совы (очевидно, как символ мудрости), получили свои конфеты и плейеры и, отсалютовав деревянными посохами, промаршировали прочь. Но это было только начало. Двери в приемную уже не закрывали, и я с ужасом видела, как там разоблачаютцо, перекуривают и переговариваютцо какие-то незнакомые джентльмены стандартно-елового типа, одинаковые, как кегли. В типовых костюмах и галстуках, оснащенные тоже типовыми часиками "картье", не расстававшиеся с чемоданчиками ноутбуков даже в прастник, лощеные, воспитанные и безразлично-любезные, они исполняли некий затверженный ритуал. Нечего и пытаться было отличить, к примеру, представителя авиакомпании "Трансаэро" от владельца салона компьютерной техники с Таганки. Ясно было, что все они собирались, тоже одинаково, припасть к моим стопам.
|