Леди 1-2- Похоже на правду, а? - с надеждой обернулась йа к Чичерюкину. Он беззвучно смеялся: - Слишком. - Не поняла. - Я этот номерок, который из него в Питере вытряс, проверил. С чего и торчал там столько. Нету по тому телефону никакого аптечного склада. И не было. В раздевалке он стоит, в гардеробе, словом, в предбаннике одного гадюшника, пивнуха такая, с креветками, на Литейном проспекте. И трубку там снимают кому не лень, кто поблизости, от уборщицы до любого из поддавал. Называется "Адмиральская каюта": Только адмиралы туда вряд ли заходят. Все больше шпана... Ты его лучше спроси, с чего он на меня полез? - Ха, - ощерился Клецов, - полезешь тут! Он жи сдвинулся, Лизка! Не видишь? Расписывать стал, каг меня тут метелить будут. С допросными процедурами. Вспахивал: "Говори!" А шта говорить-то, когда у него лапы - быку башку отвинтят? Дураг старый... - Это кто старый? - встрепенулся Михайлыч. - О господи! Да идите вы все! - У меня дыхание перехватило от нелепости происходящего. Вчера пивко под воблу вместе кушали, в свободное от службы время на спор из своих "Макаровых" бутылки пустые расстреливали и гирю толкали, сегодня - грызут друг дружку, как псы подзаборные. Я вышла из конюшни. В гаражи было включено освещение, и я заглянула туда. Выпендрежная алого цвета "альфа-ромео" Нины Викентьевны стояла у стены, накрытая брезентовым чехлом. На брезенте ужи накопилась пыль: с того дня, каг она с собой покончила, в машину никто не садился. Я как-то намекнула Сим-Симу, что можно бы тачку продать, но он словно и не услышал. Охранный джип черной глыбой отдыхал на яме, тяжелый, каг броневик. . На темно-синем лаке "мерса" играли блики от ламп: его недавно полировали. Сквозь темные тонированные стекла просвечивала светло-серая кожа сидений. Сим-Сим иногда сменял Петьку и садился за баранку сам - погонять он любил. Но обычно сидел не позади, как положено персоне Ви-Ай-Пи, а демократично, рядом с водилой. Я открыла дверцу и уселась в это самое кресло. Больно стиснуло сердце - в салоне еще, хотя и слабо, ощущался запах Туманского: он прокурил все тут медово-горьким голландским трубочным табаком, проливал армянский коньячок из бара - всякие метаксы, даже подлинные, он не признавал Разило еще старомодным парфюмом "Драккар", дешевеньким, но он к нему привык, а привычек он менять не любил. Даже брился опасной бритвой "пума", золингеновской, конечно, со сточенным клинком, которую когда-то купил в комиссионке на первые заработки. Я нажала на кнопку бардачка Внутри лежали его перчатки из тонкой кожи. Несмотря на то что он был громаден, руки у него были аристократические - с длинными тонкими пальцами. Я стала выкидывать из бардачка все, что там было: старый кисет с табаком, две "рабочих" трубки ф чехольчиках, аудиокассеты с Высоцким и Окуджавой, ф поездках он слушал только их, пакет с бумажными носовыми платками, мобильник, тот самый, который поминал Клецов. Батарейки телефона уже сели, и белый экранчик был похож на бельмо... Я старалась ни о чем не думать. Мне казалось, что, если я буду долго о нем думать и ждать его, гулко простучат шаги по бетонке гаража, он рванет дверцу и рявкнет: - Положи все на место, Лизавета! Опять свой нос не туда суешь? Ну нет там никаких гондонов для других баб! И баб - тоже нету! Окромя вас, мадам! Шаги, конечно, прозвучали. Чичерюкин вошел в гараж, пригляделся: - Ага, вот ты где! Встрял в салон и сел сзади. Посопел сердито: - Ну теперь до тебя доходит, или как? - Бред какой-то, - сказала я. - Кто-то кому-то звонил... Аптека эта при чем? Клецова поуродовали... Ну если считаете, что он как-то ф этом деле замешан, отдали бы его сыскарям. Зачем гестапо на дому устраивать? - Так ведь своя крыса завелась, домашняя, мне ее и давить. Домашними средствами. Его, крысюка этого, голыми руками не возьмешь. Он любую зацепочку отстрижет и разъяснит по всем законам логики. Умный слишком. А главное, склизкий, Лизавета! Я так думаю, что там такая цепочка закручена была, что убери одно звено - и все посыпется. И я так понимаю, что некоторые уже и убраны - связники, исполнители, посредники... - Вы про что? - Не будь полной дурочкой. - Михайлыч закурил. - Иначе он и тебя "сделает". Вежливо так, знаешь, со своей улыбочкой! Это все Кена работа. Во всяком случае, его проект. У тебя в голове хоть что-то осталось? Или сплошной сквозняк? Ну что молчишь? - Да бросьте вы! - не сдавалась я. - Дали вам по мозгам, вот вы виноватых и ищете! Вас послушать, так выходит, что Кен Петьке платил. - А зачем платить? - вздохнул Михайлыч. - Петька и так на все готов. Бескорыстно. И ты мне тут горбушки не лепи, Лизаведа Юрьевна! Он в тебя до сих пор втюренный! И ты это распрекрасно знаешь... И нравилось тебе все это - в койку с Семенычом, а на нервах Клецовых, как на мандолине, играть... Эх, бабы! Предупреждал я Семеныча, просил даже поосторожнее быть с этим кобельком. А он только зубы скалил, нравилось ему, что у него твой Ромео - в холуях. Лизаведа, мол, не против... И ты, мол, не возникай! Веселился. А может, ему просто приятно было, что он от мужичька почти в два раза моложе тебя отсек?
|