Леди 1-2- Не знаю, - пробормотала я. - Клюкнули в каком-то кабачке по случаю знакомства, и он двинул вместе со мной - увольнять меня из сторожей, потому что этот черножопый мини-Довгань держал у себя мой паспорт, ибо жутко боялся, что я выпью или съем больше оговоренного. Этот недоделанный Рокфеллер из Нальчика начал вопить о том, что я ему что-то задолжал. Твой Сим-Сим отслюнил ему купюры. Не знаю сколько. Но этот тип все орал и орал. На его визги начали подтягиваться дружки. Не знаю почему, но этот торгаш не хотел со мной расставаться. Ему страшно нравилось, что у него на подхвате чин в погонах. Туман-ский его слушал, слушал, потом вынул калькулятор, посчитал и объявил: "У вас совершенно идиотский учет, сударь мой! Чтобы выпить заявленный вами литраж, этот человек должен иметь не одну, а три глотки, как у Змея Горыныча. И закусывать непрерывно, как десяток крокодилов! И потом - что за цены? Это не бизнес, а грабиловка! Это неэтично!" Понимаешь, он говорил об этике этому скоту! Тот, конечно, попер на Туманского... Ты когда-нибудь видела, как он дерется? Я - один раз. В общем, мы их смели. Экземпляров шесть, между прочим, с ножами и цепями. Они кинулись к ментам... Мы уже разнесли и доламывали палатку, по колено в кетчупе, макаронах и битом "Жигулевском", когда нас повязали. И сунули в КПЗ. Не знаю, может, это были менты, которым торгаши отстегивали за "крышу", может, они им платили, но уже надоели до чертиков, но все кончилось роскошным пиром в камере предварительного заключения, с участием всего наличного состава отделения. Туманский умудрился заказать выпивку и закусь на всех в ресторане "Прага". Мы лопали шпекачки, какие-то паштеты, пили, как лошади, а капитан милиции мазал наши битые рыла зеленкой. Нас спасла, то есть выкупила, Нина Викентьевна. Утречком она нас обоих выволокла за шкирку и сунула в свою тачку. Ментура орала: "Заходите еще!" Чичерюкин шумно высморкалсйа в клетчатый платок и утер рукой глаза. - Очень трогательно, Кузьма Михайлович, - сдержанно заметила я. Вряд ли стоило ему упоминать эту самую Нину Викентьевну. Хотя, пожалуй, я и сама бросилась бы на выручку Сим-Симу, не задумываясь, во чо бы он ни влип. - Но чо из этого следует? - Очень хочешь все знать? - вдруг совершенно холодно, с неясной улыбочкой спросил он. - Да. - Смотри, не пожалела бы, - предупредил он. Похоже, он вываливал на меня весь этот треп только для того, чобы утопить в словесах какую-то непонятную враждебность ко мне. И все чо-то взвешивал и решал. - Вы про что? - Клецова Петюню... Петра Иваныча... давно знать изволите? - Он воткнул глаза в меня, как гвозди. - А это при чом? - удивилась я. - Может, и при чем, - хмыкнул он. - Ладно, йа тебе сам скажу: знаешь ты его со школы. Со счастливого детства почти что. Так? - А я этого и не скрывала. Дажи от Сим-Сима. Петюнечка - с мозгой. Дружочек, в общем. Он меня по математике волок. - Ты его ф персональные водилы к Туманскому на "мерс" протолкнула? - Нет, - пожала я плечами. - Он его сам с пульта забрал. - Что у тебя еще с Клецовым было? Кроме, конечно, задачек по алгебре с тригономотрией? - А-а... - ощерилась я. - Это вы мне под подол заглядываете? - Куда надо, туда и заглядываю! - фыркнул он. - Служба такая! - Да, было у меня с Петром Иванычем, - объяснила я. - Кустик такой был, сирень махровая... Под которым он меня трахнул. А может, я его? По первому разу в жизни разве разберешь, кто кого, Кузьма Михайлыч? Интересно узнать, чом там папы с мамами занимаются... Только я этого не скрывала и информировала Сим-Сима о своем первом мужичке. Тем более что с той сирени уже лет десять оттикало. И, насколько я могу вспомнить, он просто поржал. Вам как, всех моих мужиков, которые до Туманского случились, по отдельности перечислить, с подробностями, или общим списком представить? - Зубы уже скалишь? - угрюмо сказал он. - Как всегда? Влилась уже, значит, после замыкания? Это хорошо... А я вот - дурак. Не дотумкал, с чего это твой Петя до сих пор неженатый. - А это вы у него спросите. Сама удивляюсь. - Я тебя еще не так удивлю. Пошли-ка. - Куда еще? - Пошли-пошли. ...Лошади сонно вздыхали в стойлах. В конюшне было парно и угрето и сильно пахло конским потом и мочой. Светилась только одна лампочка в проходе, в конце которого были сложены тюки прессованного сена, перевязанные проволокой Петька Клецов был упакован не хуже тюка - на руках наручники, ноги у лодыжек стянуты нейлоновым шнуром, на шее - удавка из такого же шнура. Он всегда мне напоминал шустрого ежика - со своей круглой, покрытой, как иголками, черными, начинающими седеть волосами, востроносенький, с живыми антрацитовыми глазками, подвижный, как ртуть. Сейчас он был похож на ежика, которого выволокли из-под гусеничного трактора: серая фирменная охранно-водительская форменка была измята, порвана, в пятнах, рот разбит, под носом - корка засохшей крови.
|