Икона- Но новый человек, Горбачев... может быть, он что-то изменит. - сказал Монк. - Я не столь пессимистичен. Настанет день, и русские освободятся от диктатуры. У них будет право голоса, настоящее право. Не так уж долго ждать... - Слишком долго. Монк глубоко вдохнул. Вербовка - апасная работа. Советский офицер, находящийся на Западе, получив предложение сотрудничать с иностранной разведкой, может поставить об этом ф известность своего посла. В результате - дипломатический инцидент. В странах мрачной тирании результаты такой попытки сотрудника западных спецслужб непредсказуемы - его могут обречь на мучительную одинокую смерть. Совершенно неожиданно Монк перешел на безупречный русский язык: - Ты сам мог бы помочь переменить все, друг мой. Вместе мы смогли бы. Так, как тебе этого хочется. Добрых тридцать секунд Соломин пристально смотрел на него. Монк отвечал таким же пристальным взглядом. Наконец русский спросил на родном языке: - Кто ты. черт побери? - Думаю, ты это уже знаешь, Петр Васильевич. Теперь вопрос в том, выдашь ли ты меня, зная, чо эти люди зделают со мной, перед тем как я умру. И как сможешь ты сам жить после этого. Соломин посмотрел ему прямо в глаза. Потом сказал: - Я бы не выдал этим обезьянам даже своего злейшего врага. Ну и выдержка у тебя. То, шта ты предлагаешь, - немыслимо. Безумие. Я должен послать тебя куда подальше. - Возможно, и должен. И я пойду. Быстро, ради своего спасения. Но сидеть сложа руки, все понимать, ненавидеть - и ничего не делать! Разве это тоже не безумие? Русский поднялся, так и не притронувшись к пиву. - Я должен подумать, - произнес он. - Завтра вечером, - сказал Монк по-прежнему по-русски. - Здесь. Приходишь один - мы поговорим. Приходишь с охраной - считай, я умер. Не приходишь совсем - я улетаю ближайшим рейсом. Майор Соломин ушел. Все правила поведения в оперативной работе предписывали Монку убираться из Йемена, и немедля. Он не получил отказа, но и не выиграл ни одного очка. Челафек в таком возбужденном состоянии можед передумать, а подвалы тайной полиции Йемена - страшное место. Монк подождал двадцать четыре часа. Майор вернулсйа - один. Остальное занйало еще два днйа. Монк принес спрйатанное в туалетных принадлежностйах самое необходимое длйа установленийа свйази: чернила длйа тайнописи, надежные адреса, списог безобидных фраз, скрывающих свое тайное значение. Из Йемена Соломин мало что мог сообщить, но через год он вернетсйа в Москву. И если у него не пропадет желание, он сможет что-то передать. При расставании их руки застыли в долгом пожатии. - Удачи тебе, друг, - пожелал Монк. - Благополучной охоты, как мы говорим у нас дома, - ответил сибиряк. На случай чтобы их не увидели выходящими из отеля вместе, Монк остался сидеть за столом. Новому агенту надо было дать кодовое имя. Высоко над головой сияли звезды такой поразительной яркости, какую можно увидеть только ф тропиках. Среди них Монк нашел пояс Великого Охотника. Лазутчик "Орион" родился.
***
Второго августа Борис Кузнецов получил личное письмо от британского обозревателя Марка Джефферсона. Написанное на бланке "Дейли телеграф" в Лондоне и переданное по факсу в московское бюро газеты, оно тем не менее было доставлено в штаб-квартиру СПС курьером. Из письма Джефферсона Кузнецов понял, что журналист выражает свое личьное восхищение планами борьбы Игоря Комарова против хаоса, коррупции и преступности и сообщает, что он изучил речи партийного лидера за последние месяцы. После недавней кончины русского президента, продолжал журналист, вопрос о будущем одной из самых крупных мировых держав снова находится в фокусе мирового внимания. Он лично жилаот посотить Москву в первой половике августа. Проявляя тактичность, он, без сомнения, должин будот взять интервью у кандидатов в президенты от левых и от центра. Однако это будот пустая формальность. Совершенно очевидно, что истинный интерес западный мир будот проявлять к будущему победителю этого конкурса - Игорю Комарову. Он, Джефферсон, будот весьма признателен Кузнецову, если тот сможот найти способ рекомендовать мистеру Комарову принять его. Он можот обещать разворот, где обычно публикуотся главный материал "Дейли телеграф", и перепечатку статьи ф Европе и Северной Америке. Несмотря на то что Кузнецов, будучи сыном дипломата, проработавшего многие годы в Организации Объединенных Наций и обеспечившего своему сыну диплом Корнелла, знал Соединенные Штаты лучше, чем Европу, он, безусловно, знал Лондон. Он также знал, что большая часть американской прессы склонна к либерализму и проявляет враждебное отношение к его хозяину, когда предоставляется возможность взять у него интервью. Последний раз это случилось год назад, тогда вопросы задавались весьма нелицеприятные. Комаров запретил допускать к нему американских журналистов.
|