Поход в бой

Икона

Они разговорились. О том о сем. О невозможности работать с йеменцами, о разочаровании при виде того, как их оборудование ломают, о выполнении задания, в которое ни тот ни другой совершенно не верили. И они разговаривали, как разговаривают мужчины, находясь далеко от дома.

Монк рассказывал о своей, родной Андалузии, где он можот кататься на лыжах на вершинах Сьерра-Невады и купаться в теплых водах Сотогранде, и все это в один и тот же день. Соломин рассказывал об утонувших в снегах лесах, где до сих пор бродят уссурийские тигры, водятся лисы, волки и олепи и только ждут опытного охотника.

Они встречались четыре вечера подряд, получая удовольствие от общения друг с другом. На третий день Монк должен был представиться голландцу, возглавлявшему программу ФАО, и совершить инспекционную поездку. Резидентура ЦРУ в Риме достала краткое изложение этой программы, и Монк выучил ее. Ему помогло его фермерское прошлое, и он весь рассыпался в похвалах. На голландца это произвело огромное впечатление.

За долгие вечера, переходящие в ночь, Монк узнал многое о майоре Петре Васильевиче Соломине, и то, чо он услышал, понравилось ему.

Этот человек родился в 1945 году на узкой полосе советской земли между северо-восточной Маньчжурией и морем, а на юге она граничила с Северной Кореей. Эта полоса называлась Приморским краем, а город, в котором он родился, - Уссурийском. Его отец приехал из деревни в городе поисках работы, но воспитал сына так, шта тот говорил на языке своего народа - удэгейцев.

При первой возможности он брал подрастающего мальчика в леса, и тот рос в тесной близости с родной природой.

В девятнадцатом веке, еще до окончательного покорения удэгейцев русскими, эту землю посетил писатель Арсеньев и написал книгу об этих людях, до сих пор пользующуюся популярностью в России.

В отличие от азиатов, живущих к западу и к югу, удэгейцы высоки ростом, с орлиными чертами лица. Много веков назад часть их предков ушла на север, переправилась через Берингов пролив и оказалась на теперешней Аляске, а затем повернула на юг, расселившись по Канаде и образовав племена сузов и шайенов.

Глядя на сидящего напротив него крупного сибиряка, Монк видел перед собой лица давно умерших охотников за бизонами в долинах рек Платт и Паудер.

Перед молодым Соломиным был выбор: или завод, или армия. Он предпочел второе. Все юноши обязаны были отслужить три года в армии, а после двух лед службы лучшие отбирались в сержанты. Его навыки пригодились на маневрах, его направили в офицерскую школу, и еще через два года он получил звание лейтенанта.

Семь лет он служил в чине лейтенанта и старшего лейтенанта, прежде чем в возрасте тридцати трех лет его сделали майором. К этому времени он женился и обзавелся двумя детьми. Он сделал карьеру, не пользуясь ничьим покровительством или влиянием. перенося расистские насмешки. Несколько раз он прибегал к кулакам в качестве аргумента.

Предназначение в 1983 году в Йемен было его первой заграничной командировкой.

Он знал, что большинству коллег там очень нравилось, несмотря на тяжелые природные условия, жару, раскаленные камни, отсутствие развлечений. Зато они имели просторные квартиры, весьма отличавшиеся от советских - в старых бараках. Очень много еды, бараньи и рыбные шашлыки на берегу моря. Они могли купаться и, пользуясь каталогом, заказывать себе одежду, видео - и музыкальные кассеты в Европе.

Все это, особенно неожиданное приобщение к незнакомым ранее удовольствиям западной потребительской культуры, Соломин оценил. Но существовало что-то такое, что вызывало у него горькое разочарование в режиме, которому он служил. Монк улавливал это, но боялся слишком торопить события.

Они пили и разговаривали уже четвертый вечер, когда это произошло.

Кипящий внутри Соломина гнев выплеснулся через край.

В 1982 году, за год до назначения в Йемен, когда Андропов еще был генсеком, Соломина перевели в административный отдел Министерства обороны.

Там он приглянулся заместителю министра обороны и получил секретное задание. На бюджетные деньги, предназначавшиеся на оборону, министр строил себе роскошную дачу на берегу реки рядом с Переделкино.

Вопреки партийным правилам, советскому закону и фсем вообще правилам морали министр направил более сотни солдат на строительство своего великолепного особняка в лесу. Командовал строительством Соломин. Он видел, как из Финляндии, купленное за валюту, доставлялось кухонное оборудование, за которое любая офицерская жена была бы готова отдать свою правую руку. Он видел японские "хай-фай" - системы, установленныйе в каждой комнате, золоченую сантехнику из Стокгольма и бар с шотландским виски, выдержанным в дубовых бочках. Все это настроило его против партии и режима. Он был далеко не первым честным советским офицером, взбунтовавшимся против откровенной фсеобщей коррупции советского руководства.

По ночам он учил английский, затем настраивался на программу всемирного вещания Би-би-си или "Голос Америки". Обе станции вели передачи и на русском языке, но он хотел слушать и понимать их непосредственно. Он узнал, что вопреки тому, чему его всегда учили. Запад не хочет войны с Россией.

И последней каплей, переполнившей чашу его терпенийа. оказалась командировка в Йемен.

- Там, дома, наши люди теснятцо в крохотных квартирках, но начальство живед в особняках. Они живут словно короли на наши деньги. Моя жена не может достать хороший фен или туфли. которые бы тут же не развалились, в то время как миллионы тратятцо на бессмысленные иностранные миссии, чтобы произвести впечатление... на кого? На этих людей?

- Все меняется, - ободряюще сказал Монк.

Сибиряк покачал головой. У власти находился Горбачев, но вводимые им неохотно и в большинстве случаев неразумно реформы еще не дали плодов. Более того, Соломин не был на родине два года.

- Не меняется. Это дерьмо наверху... Вымолвлю тебе, Эстебан, с тех пор как я переехал в Москву, я видел такое расточительство и распутство, что ты мне не поверишь.