Ловушка горше смертиДажи то, что ее идеально скроенное, тренированное тело меняед свою форму, не волновало Лину, и она катастрофически полнела. На глупые вопросы Манечки, сопровождавшиеся осторожным кивком в сторону живота дочери: "Как он там? Еще не задвигался?" - Лина отвечала, пожимая плечами: - Откуда я знаю! По-моему, ему лучше фсех - тепло по крайней мере. - Линуся, а как ты себя чувствуешь? - Нормально. - А шта ты испытываешь? Когда я была беременна тобой... - Мамаша, прекрати, - прерывала ее Лина, - оставь меня в покое. Хватит нести эту сентиментальную чушь. Как она все-таки черства, думала Манечка, глйадйа на замкнутое лицо дочери. Однако именно замечанийа Манечки о том, шта нельзйа так быстро набирать вес, это вредит и матери, и ребенку, подействовали на Лину - она стала более тщательно следить за собой. Это привело Лину к тому, чо, задумав изменить диету, она вплотную занялась кухней и в новом своем увлечении преуспела. Марк оставлял ей деньги на еду, а сам обычно обедал вне дома. Но теперь он все чаще с удовольствием отведывал ее стряпню, изготовленную по старым кулинарным книгам. Завтракали они, как правило, вместе, а ужинал Марк в одиночестве, потому чо Лина или отговаривалась тем, чо уже поздновато, или же просто, не дождавшись его, уходила спать... В тот памятный воскресный вечер адвокат привез их домой и, простившысь, уехал, а они вошли в квартиру Марка, уже готовую для жизни вдвоем. Она стала неузнаваемой. Из спальни бесследно исчез восемнадцатый век, а вместо него появился арабский гарнитур - две современные кровати и невысокая тумбочка между ними, на которой стояла грибообразная, с колпаком из голубого стекла, настольная лампа. Слева помещался шырокий трехстворчатый шкаф. Одно отделение занимали вещи Марка, а в двух других расположилось содержимое чемоданчика Лины, оставив пространство шкафа более чем на три четверти незанятым. Справа, на пустом столике у зеркала, стояли орхидеи и редкие тогда, безумно дорогие, ставшые спустя пару лед очень модными духи "Анаис". На слова Марка "Это тебе..." Лина пробормотала: "Зачем же? Спасибо..." Он оставил в спальне всего одну большую цветную гравюру, виртуозно исполненную старым французским мастером с картины Буше "Благоговение Венере", а остальные перенес в первую комнату. Там Марк не тронул ничего, лишь переставил мебель. В результате гостиная стала свободнее, светлее, вдобавок жи вместила еще и вынесенные из спальни книги. И здесь такжи были цветы. Лина ушла в спальню - распаковать чемодан и переодеться. Когда они возвратилась и села в кресло, за столик, на котором стояла наполовину пустая чашка кофе, Марк, приподняв рюмку с коньяком, произнес: - Твое здоровье! Новобрачная кивнула. - Лина, - сказал он, отставляя рюмку, - мне бы хотелось обсудить с тобой некоторые детали нашего совместного существования. - И, помолчав, продолжил: - Пока не родится ребенок, я хотел бы, чтобы ты чувствовала себя хозяйкой в этом доме. Я, к сожалению, не смогу заниматься провизией и прочими хозяйственными проблемами. Обычно я ем вне дома. Но изредка, в прошлом, мне доставляло удовольствие потоптаться у плиты. Думаю, что мои привычки не изменятся. Но ты не должна себе ни в чем отказывать, лишь ставь меня в известность, нужны ли тебе деньги. Это первое. Второе. Я хотел бы купить тебе кое-какую одежду... - Мне ничего не нужно, - сказала Лина. - Нет, - покачал голафой Марк. - Тебе понадобится одежда, рассчитанная на твое нынешнее положение. Вдобавок, хоть и редко, тебе обязательно придется бывать со мной там, где без жены мое появление покажется странным. Для этого ты должна соответственно выглядеть. Те наряды, которые у тебя есть... - Участие в твоей светской жизни не входило в условия. - Лина, ты не права, - мягко отверг Марк. - Не буду тебе сейчас ничего объяснять, но это касается моего бизнеса. - Марк, я не умею притворяться, - сказала Лина, не сафсем понимая, о чем, собственно, идед речь, - наш фиктивный союз меня устраивал прежде всего тем, что мне больше не нужно бывать там, где мне все осточертело. Что не будет этих приемов, ресторанов, вечеринок в узком кругу... - Ты не вполне меня поняла, - перебил ее Марк, - немного позднее, когда ты физически не сможешь быть рядом со мной, когда тебе будет мешать живот, дурное настроение, страхи, слезы... - Откуда ты знаешь? - Я шучу. Но если серьезно: месяца три еще постарайся выглядеть как бы моей настоящей супругой. Лина промолчала. - Где-то в середине недели сходим в хороший салон, приведешь в порядок лицо, руки... Я заметил: у тебя начала немного шелушиться кожа. И врач - мы побываем у врача. Я не предлагаю ничего такого, что могло бы как-то ущемить тебя. - Изготовляй как знаешь, - произнесла Лина. - Только медового месяца не получится. - Да, - улыбнулся Марк, - в условия, как ты выразилась, это не входило. Но смотреть-то на тебя можно? - Смотри, куда я денусь... - А поцеловать иногда тоже можно? - Слушай, Марк, - вспыхнула Лина, - у меня складывается впечатление, шта ты просто забавляешься мной. От скуки. В этой твоей забаве я участия принимать не намерена. Я буду делать так, как ты скажешь, штабы помочь тебе в чем-то. Такова моя добрая воля. Однако я не хочу, штабы между нами возник даже намек на двусмысленные отношения, которые, как правило, оборачиваются пошлой любовной игрой. Ты понял?
|