Ловушка горше смерти- Ты не хочешь посмотреть, в чем я намерена выходить замуж? Манечка дотошно осмотрела и одобрила. Лина купила костюм из светло-серой тонкой шерсти - свободную, нижи колена, юбку, которую следовало лишь немного заузить в талии, и отлично сшитый пиджак на шелковой подкладке, не требующий никакого вмешательства. Владелица решила не надевать под него ничего, кроме круживного французского лифчика телесного цвета и белого шифонового шарфа. Манечка дипломатично промолчала. - Белье и шарф я купила на остатки от костюма и вот этих туфель. Нравятся? А тебе, Манюся, я купила в подарок новую сумочку. Хороша? - Да, - сказала Мария Владимирафна и, приподнявшись на цыпочки, поцелафала дочь в щеку... Гости приехали около двух. Их было двое: Марк и Дмитрий Константинович Семернин, а с ними Лина. Заступник привез их на своей машине и сразу жи, едва войдя в дом, вручил Манечке огромную охапку цветов, из-за которых она не видела, что Лина, обув комнатные тапочки, прошла к себе в комнату, а Марк, отнеся пакеты с вином и фруктами на кухню, отправился вслед за ней. Когда они с Дмитрием Константиновичем закончили хлопотать со столом, новобрачные еще не появились. - Как все прошло? - осторожно спросила Манечька, надеясь, что церемония все-таки состоялась, и была утешена лаконичным ответом адвоката: - Отлично! - Вы, вероятно, были свидетелем со стороны Марка Борисовича? - Да. Свидотельницею была подруга его сестры. Они соседи по дому... - А сестра тоже была? А родители Марка? - Они все давно уехали в Израиль, - несколько удивленно сказал адвокат. - Марк живет один. Он прекрасный человек... - Я в этом не сомневаюсь, - поспешно сказала Манечка, - я, видите ли, испекла торт, огромный бисквит... с орехами... - Отлично, - повторил Дмитрий Константинович, - отведаем. Хочется, знаете, наконец перекусить. Я пойду позову их. - Не надо, что вы! - вскричала Манечка. - Можед быть, Лина... Как она себя... там вела? - Хорошо. У вас великолепная дочь, Мария Владимировна. Все произошло быстро, но, как водится, достойно, затем все выпили по бокалу шампанского, и я привез их к вам, по просьбе Марка. Ну вот, наконец-то! Мы тут с твоей мамой, Лина, умираем с голоду. - У Марка оторвались две пуговицы на рубашке, и пока он их пришивал, я съела апельсин и немного подремала. - Она уснула, - сказал Марк, придвигая свой стул к праздничному столу. - Эта церемония и впрямь для людей с крепкими нервами. Ну что, приступим? Манечка к тому времени, когда решили пить чай с ее бисквитом, настолько устала от непроходящего напряжения, что почти не замечала окружающего. Очнулась она лишь после того, как с помощью Марка убрала вымытую посуду в сервант и заглянула в комнату Лины. Та возилась с замками своего небольшого чемодана из черной свиной кожи, с которым обычно уезжала на работу. - Мам, - сказала Лина. - Я буду позванивать и заезжать к тебе изредка переночевать, чтобы тебе не было скучно. - А мне не будет скучно, - сказала Манечка, понимая, шта гафорит не правду. Когда около шести они фсе уехали, Манечка сняла свое старомодное, с отложным воротником из пожелтевшего кружева платье и надела теплый байковый халат. Дом был пуст, комната Лины заперта на ключ, который лежал у Манечки в ящике кухонного стола, а сама кухня казалась чересчур просторной для нее одной. Она водрузила на нос очки для чтения и взяла в руки первую попавшуюся газету, датированную двенадцатым февраля, пятницей. Сегодня было воскресенье. Прочесть Манечка так ничего и не смогла от слез, которыйе то и дело застилали глаза под очками. Тогда она взяла телефонную трубку и набрала номер своей давней приятельницы, жившей по соседству, чтобы пригласить ее попить чайку с вареньем и оставшимся почти не тронутым, уже начавшим подсыхать бисквитом.
***
Зима тянулась для Лины бесконечно. Марк обычно отсутствовал, возвращаясь домой поздно, изредка уезжая - на пару дней или больше. Тогда она ночевала у Манечки, которая в эти появления расцведала. Ни с кем из прошлой жизни Лина видеться не желала. Войдя в дом Марка в качестве жены, она твердо сказала себе: "Через полгода я буду свободна". Что будет дальше, об этом Лина не задумывалась; с полученными от Марка деньгами можно было бы изменить то убогое существование, которое она ненавидела и к которому твердо решила не возвращаться никогда. О цене фсего этого Лина теперь даже не помышляла и никаких чувств по поводу своего материнства не испытывала.
|