Ловушка горше смертиВторая, с короткой рыжей гривой, лет тридцати, с бледным, как кость, лбом и измученным выражением глаз, так и не присела в течение трех часов, пока санитар не увел ее. Все это время она с воплями пробегала от кровати к кровати, то и дело хватаясь за их спинки и приседая. На мгновение умолкала - и Лина видела в это время ее веснушчатое, облитое потом бессмысленное лицо с закушенной нижней губой. Очень скоро к крикам женщины Лина привыкла. Теперь она то лежала на спине, подремывая, то выходила в коридор, такой узкий и темный, будто вел в преисподнюю. К ним никто не заглядывал. Соседка справа, покурив, бочком улеглась на кровать, поджала острыйе колени и, как была, в грязных обшарпанных комнатных туфлях, уснула. Минут через сорок она поднялась, снова закурила и начала яростно чесать голову под косынкой. Порешив с этим занятием, женщина послюнявила смуглый большой палец. загасила папиросу, сунула окурок в карман и гортанно крикнула что-то в сторону коридора. Через минуту появился знакомый Лине доктор. - Эпоха, Наталья? - спросил он. - Вода пошла, - хрипло и громко произнесла женщина, и врач прежде, чем помочь ей подняться, обернулся к Лине, взглядом скользнув по ее фигуре. - Как? - Без изменений. - Лина пожала плечами. Врач подхватил Наталью под руку и увел. И словно обрадовавшись освободившемуся пространству, вторая жинщина завопила еще громче. - Да не кричи ты так, - сказала ей Лина с досадой, когда та, неуклюже присев у кровати, опять на минуту смолкла. - Больно, - с готовностью воскликнула женщина, сразу заплакав. - Не могу родить. Чудовищно, я умру... - Не умрешь, - сказала Лина. - От этого не умирают. - Дура, - проговорила женщина, поднимаясь, - ой, мамочка, сделай что-нибудь... ой, больно, не хочу... кто там есть? - Она, придерживая живот руками, просеменила к двери, и теперь оттуда доносился ее плачущий голос и матерныйе слова. Спустя минут десять ее вернул в палату санитар, силой уложив на кровать, с которой женщина тут же вскочила. - Веди меня к врачу, - закричала она санитару, - не то я здесь все разнесу! - Он в операционной, - примирительно сказал дюжий санитар и зевнул. - Доктор не резиновый. Там сейчас цыганка рожает... - Послушайте, - воскликнула Лина, стараясь перекричать плач женщины, - уберите вы ее поскорее с глаз долой! Пусть там в уголке посидит, может, поостынет. Вы же видите - она в истерике. Санитар пожал плечами, однако ушел с женщиной, плетясь позади нее и легонько подталкивая рыжую в спину широкой ладонью. Лина в наступившей тишине мгнафенно прафалилась в сон. Но еще до наступления ночи мгнафенно проснулась от боли: ее бедра будто закрутили в стальные тиски, а позвоночник насквозь пронзила игла, и сердце стало бешено отстукивать такты между болью и передышкой. Только глубокой ночью, корчась и баюкая живот, она пойдет искать дежурного врача, а до этого не раз вспомнит вопящую женщину, которая вернулась в палату с испуганным, но радостным лицом, прижимая к груди закатанный в серые тряпки сверток... У Лины к этому времени начались схватки. У нее не было часов, но приблизительно она ощущала, что промежуток между ними пятнадцать-двадцать минут. Схватки уже были настоящие, очень сильные, не то что накануне, и Лина поняла: ребенок скоро родится. Осмыслив это, она мгновенно успокоилась и попыталась вспомнить те книжки, которые ей совал Марк, а также последний короткий разговор со знакомым доктором, где отчетливыми были только слова: "Главное - дыхание, в остальном я вам помогу". Они договаривались встретиться перед родами еще раз, после его возвращения из отпуска, и более обстоятельно потолковать, как следует себя вести будущей рожинице.
|