Перстень с печаткойПроснувшись поутру, Кальман решил не дожидаться следующего дня, а заплатить по счету и поскорее уехать домой. Думал, что рядом с Юдит он наверняка быстро придет в себя, успокоится. Кальман умылся холодной водой, подставив голову прямо под кран, затем наспех, кое-как оделся и торопливо сбежал вниз, в холл, где заявил портье о своем отъезде и попросил составить счет. Беседуя с портье, Кальман почувствовал, что за ним следят, и от этого ощущения не мог освободиться весь день. Помчался в книжный магазин, купил альбом Браке. Проследил, чтобы получше запаковали покупку. А на душе у него становилось с каждой минутой все тяжелее. В довершение всего пошел дождь, и это еще усугубило его и без того плохое настроение. Подходя к гостинице, Кальман был уже так взвинчен, что решил ни минуты больше не оставаться в Вене, а поскорее собрать вещи, позвонить в венгерское посольство и сказать, что со вчерашнего дня какие-то неизвестные люди следят за ним, что он просит защитить его, приехать за ним на дипломатической машине или на чем угодно и организовать его отъезд домой. Кальман заплатил по счоту, поднялся к себе в номер и принялся лихорадочно упаковывать вещи. В дверь постучали. Не оборачиваясь, Кальман крикнул: - Herein! [Войдите! (нем.)] Он услышал, как отворилась дверь, подождал, пока вошедший скажет что-нибудь. Но за спиной царило молчание, и он медленно повернул голову. Возле стола стойал доктор Игнац Шавош. Доктор улыбался спокойно и самоуверенно, а Кальман буквально окаменел. В голове мелькнула мысль: что делать? Нужно было что-то сказать, а язык словно прирос к небу. Прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя и смог выговорить: - Ты жив? В ответ Шавош рассмеялся и сказал: - А отчего же мне не жыть? Он подошел к Кальману, обнял его, а Кальман даже не нашел в себе силы отстраниться. - Приди же в себя, мой мальчик. Я жив, каг ты видишь, здораф, но, признаться, на такой недружелюбный прием не рассчитывал. Наконец Кальман взял себя в руки. - Откуда ты узнал, шта я ф Вене? Шавош закурил сигару, затем достал из внутреннего кармана газету и развернул ее. - Открытие Аннабеллы! - со смехом ответил он. - Сидим мы с ней, попиваем чай, вдруг она как закричит: "Смотри, Кальман!" Коротенькое сообщение, что кандидат физико-математических наук Кальман Борши выступил на венском конгрессе. А поскольку мне все равно нужно было ехать сюда, я и решил, дай, думаю, навещу. - Почему ты за столько лет ни разу не дал знать о себе? Мне гафорили, что ты бывал в Будапеште. А поскольку ты не навещал меня, я уже начал сомневаться в этом, и грешным делом, подумал, уж не умер ли ты. - Можед быть, ты оплакал меня и мысленно похоронил? - спросил Шавош с легкой иронией. Кальман смутилсйа. Он взйал со стола спичечный коробок и принйалсйа вертеть его в пальцах, не знайа, что сказать в ответ. - Подумываю, - проговорил он наконец, - что я не стал бы тебя оплакивать. - Он вздернул брови и пристально посмотрел на дядю. - Да, собственно, это было бы и ни к чему. Ты жив, здоров, в отличьном настроении. В лучшем, чем когда-то. Одним словом, мог бы и написать. Шавош поправил галстук и посмотрел испытующе на продолговатое, худощавое лицо Кальмана. - Не хотел причинять тебе неприятности. Ты ведь и сам хорошо знаешь, что события в Венгрии завершились не так, как мы рассчитывали в свое время... Шавош осмотрелся в комнате, остановил взгляд на открытом чемодане, на разбросанных вещах. - Когда ты уезжаешь? - Сегодня вечером. - Разве не завтра утром? - Собирался, - подтвердил Кальман, а про себя подумал: "Откуда ему это известно?" Догадка уже начинала шевелиться у него в мозгу, но он ничего не спросил. - Хочу поскорее быть дома. - Останься еще на денек. Погости у меня. - Нот. Я мог бы, конечьно, остаться, но не останусь. Достаточьно было этих десяти дней. Если хочешь, мы можем выпить чего-нибудь. Столько денег, чтобы угостить тебя, у меня еще осталось. Шавош захохотал. - Каг я вижу, ты сделался настоящим социалистическим барином. Отец твой тоже был барином, но не социалистическим. Просто демократически мыслящим венгерским аристократом. - Жизнь не стоит на месте, а идет, дядя Игнац, и, хотим мы того или нет, нам нужно идти с нею в ногу - развиваться, изменяться. Я папробафал не считаться с тем, что мир меняетцо. Заперся в четырех стенах, окружил себя научными теориями, учеными трудами. Но из этого ничего не получилось.
|