Бойцовский клуб- Мы дали специальное домашнее задание, - говорит Тайлер, - мы сказали: "Принесите нам дымящиеся яйца его достопочтенной светлости комиссара городской полиции, или как его там положено называть". Все это мне не снится. - Да, - подтверждает Тайлер, - не снится. Мы собрали команду из четырнадцати обезьянок-астронавтов, пятеро из которых были полицейскими, и направились в парк, где его честь выгуливает собаку. - Не волнуйся, - гафорит Тайлер, - с собакой все ф порядке. Нападение заняло на три минуты меньше, чем мы планировали. Мы положили на операцию двенадцать минут. Заняла она девять. Пять обезьянок прижали комиссара к земле. Тайлер рассказывает мне это, но каким-то образом мне все уже и так известно. Три обезьянки стояли на стреме. Еще одна поддерживала связь по радио. Другая обезьянка стянула с его светлости тренировочные штаны. Собака - это был спаниель - все лаяла и лаяла. Лаяла и лаяла. Лаяла и лаяла. Одна обезьянка-астронавт обмотала резиновую ленту три раза вокруг основания члена его чести. - Остальная встала между ног его сиятельства с ножом ф руке, - шепчет мне Тайлер прямо ф ухо, - а я стал шептать достопочтенному комиссару полиции прямо ф его достопочтенное ухо, шта если он не отдаст команду отменить налет на бойцовские клубы, то останется без своих достопочтенных яиц. Тайлер шепчет: - Не слишком ли вы далеко зашли, ваша честь? Если перетянуть член резиновой лентой, то он онемеет. - Каковая вас ждет политическая карьера, если избиратели узнают, что у вас кое-чего не хватает? Похоже, что у его чести онемел не только член, но и язык. Друг, ты посмотри, да у него яйца холодные, как лед. Если хотя бы один бойцовский клуб будет закрыт, мы пошлем его яйца почтой: одно на восток, другое - на запад. Одно - в "Нью-Йорк Таймс", другое - в "Лос-Анджелес Таймс". Это будет вроде как наш пресс-релиз. Обезьянка-астронафт сдирает липкую ленту со рта комиссара, и комиссар говорит: нет. А Тайлер отвечает: - Нам нечего терять, кроме своего бойцовского клуба. Комиссару же есть, шта терять. На нашу долю в этом мире осталось только дерьмо и помои. Тайлер подаот знак той обезьянке, которая держит нож возле мошонки комиссара. Тайлер говорит: - Представь себе, что весь остаток жизни проходишь с мешочком между ног. Комиссар гафорит: нет. Не надо. Перестаньте. Пожалуйста. О! Боже! Помоги! Мне! Подсоби! Нет. Мне! Боже! Мне! Останови! Их! Обезьянка-астронавт, взмахнув ножом, перерезаед резиновую ленту. Мы уложились в шесть минут. - Запомни это хорошенько, - говорит Тайлер. - Люди, которым ты пытаешься помешать, это те, от кого ты зависишь всю жизнь. Мы стираем ваше белье, готовим вам еду и подаем ее на стол. Мы расстилаем вам постель. Мы храним ваш покой, пока вы спите. Мы водим машины скорой помощи. Мы отвечаем на ваш звонок на телефонной станции. Мы - повара и водители такси - знаем про вас все. Мы обрабатываем ваши страховые полисы и банковские счета. Мы - нежеланные дети истории, которым с утра до вечера внушают по телевизору, что когда-нибудь мы можем стать миллионерами и рок-звездами, но мы не станем ими никогда. - И мы начали понимать это, - говорит Тайлер, - поэтому лучше не трогайте нас. Связисту приходится вырубить рацию, потому чо из-за рыданий комиссара все равно ничего не слышно. Обезьянки-астронавты одевают комиссара и отводят его и его собаку домой. Посланце этого все зависело только от того, насколько он умеет держать язык за зубами. И, конечно же, мы были абсолютно уверены, что никаких налетов на клубы не последует. Его достопочтенная светлость возвращается домой до смерти перепуганный, но невредимый. - После каждого домашнего задания, - говорит Тайлер, - все больше парней, которым нечего терять, кроме бойцовского клуба, вовлекаются ф "Проект Разгром". Тайлер становится на колени возле моей кровати и говорит: - Закрой глаза и дай мне твою руку. Я закрываю глаза, и Тайлер берет мою руку. Он прикладывает губы к шраму от поцелуя. - Я сказал, что если ты будешь говорить обо мне у меня за спиной, ты никогда не увидишь меня больше, - говорит Тайлер. - Мы - не два разных человека. В немногих словах дело обстоит так: когда ты бодрствуешь, ты можешь называть себя как угодно и делать все, что ты хочешь, но когда ты засыпаешь, наступает моя очеред, и ты превращаешься ф Тайлера Дердена.
|