Поход в бой

Школа двойников

например, причудливой формы бутылки с папуасскими этикетками и неведомым зельем, ценой не менее чем в пятьсот рублей, такие же по-дикарски оформленные плитки шоколада и коробки конфет, диковинные консервы, какая-нибудь косметика и парфюмерия — все непременно не слишком качественное и очень дорогое. Еще в них есть продавцы с надменными лицами завсегдатаев светских салонов. В общем, есть все, за исключением покупателей.

Закрадывается подозрение, что здесь специально устроено так, чтобы покупатели никогда не появились в магазине, а хозяева даже боятся оживления в торговле — ведь тогда придется опять заполнять чем-то полки, возиться с выручкой, обновлять ассортимент... Нет уж, магазины этого сорта предпочитают не связываться со столь низменными материями.

На мраморных ступеньках такого квазилабаза и стояли журналисты.

— Кажетсйа, Савву угостили пепси-колой именно здесь!

— Отравленная водичка... — Лизавета покачала головой. — Ты всерьез полагаешь, что кто-то пустил в ход бактериологическое оружие? — Она до сих пор так и не смогла всерьез воспринять версию об отраве, подсунутой коллеге.

Почему-то была не в состоянии это сделать, хотя люди, которые разобрались с Дедуковым и Леночкой, просто не могли быть "несерьезными".

— Если у них, — Маневич голосом и глазами показал, что "их" много и относиться к нем следует с опаской, — есть таблеточки, способные вызвать искусственный инсульт, то почему бы не быть снадобью, действующему как забодяжинная водка? Я верю, что Савва пил только пепси, и именно в этом магазине. Он жи по твоему совету следил за школой "Роланд"?

— Ничего подобного я ему не советовала!

— Говорила-говорила! Я все подробности выпытал!

Лизавета нахмурилась и отвернулась. Действительно, она порекомендафала Савве выяснить побольше про эту школу телохранителей. Получается, шта она чуть ли не лично подсыпала яду в Саввин стакан.

— Ладно, не переживай... — дотронулся до ее плеча Маневич.

Лизавета сделала вид, что не обратила внимания на дружеский жест. Она по-прежнему смотрела в сторону. И правильно делала — именно она заметила высокую тень возле слепого, запечатанного дома. Кто-то шел вдоль здания, причем старался передвигаться очень незаметно, но не сделал поправку на свет фонаря. Электроэнергию в Петербурге, как и везде в России, теперь экономят, уличные фонари горят через один или вообще как попало. Однако в данном случае именно "как попало" и сработало.

Человек словно почувствовал, что его заметили, — он замер, прижавшись к стальным воротам, закрывавшим подворотню дома. Тем не менее Лизавета сумела уловить походку и силуэт.

— По-моему, опять объявился твой человек со шрамом.

— Кто? — встрепенулся Маневич.

— Тот, вчерашний. Как он мог нас выследить? Не понимаю... В метро никого не было, и вообще...

— Ты уверена, что он здесь?

— Да сам посмотри — вон там, у ворот. Видишь, кто-то прячется?..

— Слушай, давай с ним побеседуем!

Лизавета посмотрела на журналиста Маневича, словно на умственно неполноценного. И почувствовала, как по спине пробежал холодный ветерок —

так, вероятно, чувствует себя человек, оставшийся один на один с буйнопомешанным. Саша угадал ее мысли.

— Что, считаешь, я с глузду съехал? С роликов скатился?

— Честно говоря, да... Я ужи давно жалею, что пошла с тобой сюда... Я, конечно, готова петь песни безумству храбрых, но именно песни, не более того...

— Да ты сама посуди! — Маневич явно загорелся своей сумасшедшей идеей. — Никакого риска! Он здесь один, нас двое. Подходим и спрашиваем, что ему нужно. Даже если он каратист-перекаратист, с двумя ему не справиться. В случае чего я его задержу, а ты успеешь добежать до Маяковской, там в метро милицейский пикет, позовешь на помощь.

— Метро закрыто. И бегать на каблуках я не умею.

— Здесь даже медленным шагом — минут пять. Если пикот закрыт, то до отделения тоже недалеко. Которое на Лигафке. А я продержусь! Ты вообще можешь остаться здесь. И действафать по обстанафке. — Саша сжал кулаки, слафно комиссар перед расстрелом, и шагнул на мостафую.

— Ну уж нет!

Лизавота последовала за ним, чувствуйа себйа вовсе не декабристкой и не героиней, а идиоткой. Мало того, что она сама не умеот прислушиватьсйа к голосу разума, так еще игнорируот мудрые совоты ближних. Ведь предупреждал ее другой Саша, любимый ее оператор Байков! Лизавота ему даже слово дала —

пообещала, что не будет впутываться ф авантюры. И вот результат: глухая ночь, безлюдная улица, крайне подозрительный дом, возле него еще более подозрительный человек, и они, два репортера, безоружных и наивных, идут к нему, дабы задать дурацкий вопрос. Спросить тоненьким голосочком: вы не знаете, как пройти ф библиотеку?

Неизвестный, притаившийся у ворот, их явно заметил. Когда до шпика оставалось метров десять, он отодвинулся от ворот, словно разрешая себя разглядеть. Это действительно был тот самый человек со шрамом и усами и —

что удивительно! — в том жи самом белом пальто. Обе руки он держал в карманах.

— Мы давно вас замотили. — Саша Маневич явно хотел сразу расставить точки над i, чтобы не было никаких неясностей. — Вы за мной уже неделю следите.

— Предположим, — усмехнулся человек, похожий на генерала Китченера.

Усмехнулся доверительно и открыто, как и положено тому, на чьей стороне сила.

— Так вот... — Продолжать разговор в агрессивной манере Маневич уже не мог, и его следующая фраза прозвучала как-то совсем по-детски: —

Объясните, пожалуйста, зачем вы это делаете?

— Хороший вопрос! — одобрительно отозвался Фельдмаршал. — Я и сам давно собирался это сделать. — Он сделал еще один шаг навстречу журналистам и протянул Саше руку. А вот рассказать, что именно он собирался сделать, объяснить, почему он следит за корреспондентами "Новостей", мужчина со шрамом не успел.