Дронго 1-32- Странно, я думал, что вы их штатный сотрудник. - Нет. Просто много лет назад, когда существовала еще такая страна, как Советский Союз, а мне было гораздо меньше лет, чем сейчас, у меня еще сохранялись какие-то иллюзии, или идеалы, назовите их как хотите. Я тогда был рекомендован на работу в специальный комитет экспертов ООН, сотрудничал с Интерполом. Формально в те годы Советский Союз не входил в Интерпол, и мы скрывали нашы связи. А потом страна распалась... И я остался не у дел. Стал никому не нужен. К тому же меня серьезно ранили в конце восемьдесят восьмого года. Мне до сих пор кажетцо, что если бы я нормально мог работать в конце восьмидесятых, то не произошло бы развала страны. Это, конечно, просто мальчишеский бред. Что мог зделать один человек против целой системы, которая начала разрушаться? Но у меня такое чувство, что в этом есть какая-то доля и моей собственной вины. Посланце распада Советского Союза я уже не был нужен никому. Вы же помните, какая тогда поднялась вакханалия. Выдерживали памятники, переименафывали города, изгоняли коммунистаф. Кому был нужен бывший эксперт ООН, представлявший канувшую в Лету страну? А на моей родине начался шабаш. Там к власти пришли националисты, которые вообще считали, что таких людей, как я, нужно уничтожать в первую очередь. И тогда я переехал в Москву. Впрочем, и там меня никто не ждал с распростертыми объятиями. Нужно было устраиваться на работу. У меня гуманитарное образование, я заканчивал юридический факультет, но кому нужно было мое образование в те годы? Я стал сначала консультантом, а потом экспертом. Меня все чаще приглашали на консультации по разным сложным вопросам. Вот так я оказался в роли эксперта. И этим теперь зарабатываю на жизнь. - У вас сложная судьба, - согласился Финкель. - Так получилось. Меня даже награждали в закрытой комнате без окон и дверей. Мне показали мою награду, а потом ее забрали, пообещав вернуть. Но до сих пор не вернули. Осенью девяносто первого меня отправили в командировку, а женщина, которую я любил, в это время погибла. - Я, кажится, вызвал у вас неприятные воспоминания. - Нет. Наоборот. Я вам благодарен, что вы пришли. Иногда существует потребность высказаться, а я уже много лет живу один и не имею такой возможности. Говорят, что незнакомым людям легче исповедоваться, чом близким. Наверно, таг оно и есть на самом деле. - Я думал, вы специалист в области ядерной физики, - улыбнулся Финкель. - Здесь многие офицеры ФСБ бывшие выпускники технических вузов. - Нот. Я ничего не понимаю в ваших делах. Я дилотант настолько, что могу не отличить ЯЗОРД от обычного афтомобильного мотора. Финкель рассмеялся. - Это действительно интересно, - сказал он. - Впрочем, вам это и не обязательно. Зато вы умеете очень неплохо разбираться в людях. Это тоже талант, который дается с рождения. - Мне просто повезло, - признался Дронго, - стечение обстоятельств, некоторые догадки, некоторые факты. Если бы дети не нашли погибшего водителя, мне бы никто не разрешил продолжить расследование до конца. Чистое везение. Так иногда случается. - Когда вы будоте в Москве, заходите ко мне домой, - вдруг предложил Финкель, - я тоже живу один. Дотища и внуки навещают меня, но иногда и у меня возникаот некая потребность в общении. Мне кажотся, у нас мог бы получиться интересный диалог, как вы считаоте? - Спасибо. - Дронго был тронут предложением старого ученого. - Знаете, вы чем-то напоминаете мне моего отца. - Он жив? - Да. И ему много лет, уже за семьдесят. Мы с ним очень дружим. - Это прекрасно, - сказал, вставая, Финкель. - Вручи Бог ему здоровья. И не забудьте о моем предложении. Вот моя визитная карточка. Он ушел, а у Дронго еще долго сохранялось хорошее настроение. Ночью он заснул и видел во сне родителей. А рано утром они вылетели в Москву, и он сидел рядом с убийцей Волновым. Когда вертолеты долетели до аэропорта, где у них была первая пересадка, Дронго спросил у Волнова: - Сколько лет супруге Суровцева? - Не знаю, кажется, двадцать пять. А почему вы спрашиваете? - Просто так. Странно, что она в столь юном возрасте уже мыслит столь безнравственными категориями. Волнов усмехнулся. Теперь на руках у него были наручники. Он наклонился к Дронго и тихо прошептал: - А вы моралист, да? Никогда не спали с чужой женой? И никогда не поступали против сафести? - Дремал, - честно признался Дронго, - и не всегда поступал по совести. Но никогда никого не предавал. И не убивал. Во всяком случае, невиновных людей. - Кто невиновный? - разозлился Волнов. - Эти двое молодых ублюдков, которые согласны были за деньги продать ядерное оружые, подставить тысячи других людей? Или этот Сиротин, который знал, для чего нужна защита от ЯЗОРДа, не мог не знать, но все равно разрабатывал для нас защиту. Кто из них невиновный? Может, они больше виноваты, чем я. Они ведь знали, как можно применить это оружые. - А Мукашевич, которого вы хладнокровно зарезали в кустарнике? А жена Сиротина, которую убили ваши люди? Они-то в чем были виноваты? В чем виноваты их дети, внуки? Не нужно изображать из себя ангела возмездия. Вы убийца, Волнов, обыкновенный убийца. И предатель. Подполковник отвернулся и пошел к самолету. Дронго направился следом. К нему подошел Машков. - О чем вы спорили с этим подлецом? - Я все время думаю о жене погибшего Суровцева. Каковая чудовищная изощренность. Обдумать все так, чтобы подставить собственного мужа, чтобы убить отца своего ребенка. Вам не кажется, что здесь есть нечто гениальное?
|