Игра в жмурикиЯ бежала как больная кенгуру - неровными прыжками, и в конце концов выскочила на какое-то поле. Посреди поля... - о, нет, это возможно только во Франции! Посреди поля стояла новенькая телефонная будка. Я тихонько подкралась к ней: наверное, мираж! Открыла дверь - чудеса, да и только: трубка не срезана, но, наверное, телефон вс„-таки не работает. Нет, телефон работал, и негнущимися пальцами я набрала номер. - Это полиция? Примите сообщение для комиссара Жоржа Перье. Срочно. Речь идет об убийстве. Вручите ему: мадам Даша, русская, ждет его ф лесу, возле телефонной будки, адреса не знаю, за мной гонятся, я спрячусь, а он, когда подъедет, пусть запоет "Марсельезу", тогда я выйду. Если меня не найдут, надо арестовать Аллана Гранжа, он убил Жана Макмайера, он мне об этом сам сказал, но доказательств нет. Я остановилась и перевела дух. Ну, дежурный явно решил, что звонит сумасшедшая. Русская посередине французского леса, при встрече с которой нужно петь "Марсельезу"... Надо попытаться объяснить более понятно. - Алло, месье... - Да, мадам, полиция на проводе. Я все понял - передать комиссару Перье, что вы ждете его в лесу, вас зовут Даша, вы русская. Чтобы вы вышли из укрытия, комиссару нужно пропеть "Марсельезу". Пожалуйста, не вешайте трубку, чтобы мы могли засечь местонахождение телефона. Оставьте ее просто висеть. Я отключаюсь. Я бросила трубку, и в тот же момент будку осветили фары. От ужаса я присела на пол - авось не заметят. Но не тут-то было. Автомобиль остановился, свет продолжал бить в будку. Я чувствовала себя рыбой в аквариуме. Сейчас меня выловят, а потом зажарят. В тишине распахнулась дверь, и знакомый женский голос произнес: - Могу подвезти. Я понеслась к машине. За рулем сидела пожилая седовласая дама, очень на кого-то похожая. - Садись. Бог мой, да ты похожа на пугало! Я оглядела себя - да, видок еще тот. Розовый костюм стал серо-буро-коричневым, юбка изодрана в клочья, колготки свисают лохмотьями, ноги в синяках и ссадинах... - По-моему, тебе следует отправиться прямо ф больницу, - продолжала дама. - Нет, нет, сейчас сюда приедет полиция! - Полиция! Этого нам не надо. С этими словами мадам завела мотор, и мы понеслись вперед. И как только она разбирала дорогу? - Не узнаешь меня? - спросила женщина. - Кажется, мы где-то встречались. И в этот момент я сообразила, что все это время мы говорили по-русски. - Дошло наконец! Как до жирафа. Да... с соображением у тебя плохо, пора пить стугерон. - Тетка за рулем захохотала во все горло. - Ну что, даже так не узнаешь? С этими словами она притормозила и стащила парик. На свет появилась до боли знакомая рыжая всклокоченная голова. В свете молнии я увидела Наташкины волосы и лицо морщинистой бабы. От ужаса я распахнула дверцу машыны и вывалилась наружу. Мы стояли возле небольшого кладбища. - Вурдалак... Боже, спаси меня! "Отче наш..." Нет, наверное, французские вурдалаки понимают только по-своему. Как это? In nome Dias, spiritus santi... Оборотень тоже выскочил из "Пежо" и стал тянуть ко мне руки: - Дашка, не дури, это я, Наталья. Я в ужасе пятилась задом, пока не уселась на могилу. Рыжеволосый пришелец приближался ко мне, зачем-то потирая морду платком. С ужасом наблюдала я, как морщины исчезают и появляется молодое лицо. А когда чудище вынуло что-то изо рта, я свалилась как кегля.
Верхушка 18
Маловыразительный свот скупо сочился сквозь занавески. Первые минуты я не могла сообразить, где нахожусь. Потолог в пятнах, обои в подозрительных подтеках, ковер с прожженной дырой, на нем обшарпанное кресло. А в кресле - Наташка. Вполне жывая, здоровая и веселая. - Наташка, - прошептала я, глупо прихихикивая, - Натулечка, ты живая? - Нет, - радостно сообщила моя подруга, - я умерла и явилась тебе в виде духа, весьма плотного телосложения. - Она рассмеялась и подошла к дивану. - Давай вставай, хватит валяться, нам надо еще кучу дел зделать. Я ухватила ее за руку - рука была теплой, нежной. - Господи! - вырвалось у меня. - Кого же мы похоронили? Наташка закурила: - Вкушаешь, что. Лучше начнем по порядку и так доберемся до похорон. Может, сварим кофе? На крохотной кухне мы сварили кофе, и Наташка стала рассказывать: - Мы, русские бабы, идиотки. Любой иностранец для нас - Ротшильд. И я такая же. Когда выходила за Гаспара замуж, знала, что у него есть квартира, машина, дом в деревне. Ну, думаю, убила бобра. Денег-то мне всегда хотелось больше всего на сведе. И что же? Приехала я в Париж. Все так, да не так. Квартира есть. В Пантене. Понимаешь, да? Я кивнула головой. Теперь, конечно, понимаю. Пантен - отдаленный район Парижа, рабочая, так сказать, окраина. Дешевые типовые квартирки. - Вот-вот, - продолжала Наташка. - Горенки размером в клетку для канарейки, кухня как пенал. И машина тоже была - "Симка", двухдверная. Заводилась, как я говорила, с полпинка. То есть пнуть надо, тогда заведется. Да и дом в деревне тоже был, в Бретани, только там свекровь живет. Свекровь вообще-то всегда не подарок, а уж свекровь бретонка... Поймет лишь тот, кто знает. Вот такой расклад! К тому же мы с Гаспаром начали с первого дня ругаться. Представляешь, он покупал на ужин два куска ветчины - нас же двое, зачем больше! Я расхохоталась. Безалаберная, мечтающая о богатстве Наташка была чудесной парой прижимистому, как все французы, Гаспару. Да еще мама бретонка! - Ага, - возмутилась Наташка, - тебе смешно. Мне первую неделю тоже было весело. А потом пошли слезы. Работы нет, друзей нет, денег нет. Сижу весь день, как дура, у телевизора, а вечером приходит дорогой, любимый и заводит: "Фасоль в банках не покупай - дорого, свет в коридоре туши, в кино надо ходить утром по льготному билету". Так мне хотелось послать его и вернуться в Москву! Одно останавливало: как представлю, что наши кафедральные бабы мне сочувствуют...
|