Икона- Нет, боюсь, шта нет. Там, куда вы приедете, вы будете предоставлены самому себе. Чем мы намерены заниматься в течение следующих трех недель - это постараться помочь вам выжить. Ленч состоял из какого-то бараньего фарша, прикрытого картофельной коркой. Хозяева называли его пастушьим пирогом и щедро поливали острым черным соусом. За столом сидело пятеро: сэр Найджел Ирвин в качестве хозяина, Монк, Кайрэн и Митч, которые всегда обращались и к Монку, и к Ирвину - "босс", и низенький настороженный челафек с седыми волосами, хорошо гафоривший по-английски, но с акцентом, который Монк определил как русский. - Конечно, мы будем говорить и по-английски, - сказал Ирвин, - потому что не многие из нас знают русский. Но четыре часа вдень как минимум вы будете говорить по-русски. Вот - с Олегом. Вы должны вернуться на тот уровень, при котором вы по-настоящему сойдете за русского. - Монк кивнул. Прошли годы с тех пор, когда он говорил на этом языке, и ему предстояло узнать, насколько он забыл его. Но прирожденный лингвист никогда полностью не забывает того, чему учился, а стоит хорошенько попрактиковаться, и, как правило, владение иностранным языком восстанавливается. - Итак, - продолжал хозяин, - Олег, Кайрэн и Митч будут жить стесь постоянно. Остальные будут приезжать и уезжать. Это касается и меня. Через несколько дней, когда все у вас наладится, я отправлюсь на юг и займусь... другими делами. Если Монк предполагал, что перемену времени в связи с перелетом можно было бы принять во внимание, то он ошибался. Посланце ленча он провел четыре часа с Олегом. Русский разыгрывал целую серию сценариев. В один момент он изображал милиционера на улице, остановившего Монка для проверку документов, спрашивал, откуда тот приехал, куда он идет и зачем. В другой раз он становился официантом, расспрашивающим о деталях сложного обеденного заказа, или приезжим русским, спрашивающим дорогу у москвича. Уже через час Монк ощутил, как чувство языка возвращается к нему. Вытаскивая удочки с уловом на Карибах, Монк считал, что он в неплохой форме, несмотря на увеличившуюся талию. Он ошибался. На следующее утро до рассвета он впервые побежки по пересеченной местности с Кайрэном и Митчем. - Мы начьнем с легкого, босс, - сказал Митч. Поэтому они пробежали всего пять миль через заросли вереска высотой выше колен. Сначала Монк подумал, шта умирает. Затем он уже желал умереть. Весь штат прислуги состоял из двух человек. Экономка, грозная миссис Мак-Гилливрей, вдова иомена, готовила и убирала, встречая группы приезжающих и уезжающих экспертов неодобрительным хмыканьем за их английский акцент. Гектор следил за территорией имения и огородом, ездил по утрам в Уайтхаус за продуктами. Миссис Мак-Ги, как мужчины называли ее, и Гектор жили в двух небольших коттеджах около замка. Приехал фотограф и сделал множество фотографий Монка для различных удостоверений, которые готовили для него где-то в другом месте. Появился парикмахер-стилист, он же гример; искусно меняя внешность Монка, он показал, как это можно сделать снова с минимальным количеством материала, причем его легко было купить или носить с собой, не вызывая ни у кого подозрений о его истинном назначении. Когда внешность изменили, фотограф сделал еще партию снимков уже для другого паспорта. Откуда-то Ирвин достал настоящие документы и пригласил гравера-художника и каллиграфа, чтобы изменить их на другое имя. Монк провел долгие часы, изучая огромную карту Москвы, запоминая план города и сотни новых названий - новых для него по крайней мере. Набережной Мориса Тореза, названной в честь покойного лидера Французской компартии, вернули старое название - Софийская набережная. Все упоминания о Марксе, Энгельсе, Ленине, Дзержинском и других коммунистических знаменитостях прошлого исчезли. Он запомнил сотню самых выдающихся зданий и их расположение, как пользоваться новой телефонной системой и как останавливать на улице такси, махнув рукой с долларовой бумажкой, в любое время и в любом месте. Долгие часы проводил он в комнате с экраном, вместе с человеком из Лондона, тоже говорившим по-русски, но англичанином, глядя на лица, лица и опять лица. Надо было читать книги, речи Комарова, русские газеты и журналы. Тяжелее фсего было запоминать частные номера телефонов, не ошибаясь ни на цифру, и наконец пятьдесят номеров остались у него в голове. В цифрах он никогда не был силен. Через неделю вернулся сэр Найджел Ирвин. Он выглядел усталым, но довольным и не сказал, где был. Он привез одну вещь, которую член его команды после долгих поисков купил в антикварном магазине в Лондоне. Монк повертел предмет в руках.
|