Поход в бой

Ловушка горше смерти

Кому ты там нужна?

- Значит, выходит, я нужна здесь? - ядовито осведомилась Миловидна. - И кому же, если не секрот? Тебе? Мамаше? Братцу, которого я вижу раз в полмесяца? Да вам наплевать с колокольни, существую я или нот. Ты боишься одного - из-за меня у тебя могут шта-нибудь отнять. Это называотся - неприятности. А ты подумал, шта у тебя можно отнять? Твои жалкие гроши? Эту провонявшую кухней квартиру?

Что, чо у тебя есть, чобы так бояться?

- Милочка, - воскликнула мать, - детка! Почему ты не посоветовалась с нами?

- Вот я и советуюсь! - отрезала сестра. - Спасибо.

- Надо рассуждать здраво. У тебя нет вызова, ты не ф состоянии доказать, что у тебя есть родственники ф Израиле.

- Нет - так будет. Это проще простого. Бланк на руках стоит сотню.

Хотите вы этого или нет, а я еду. И будь оно все проклято. Я уже сейчас сыта по горло. Представляю, что было бы со мной лет через двадцать. Но этого, надеюсь, не будет. Никогда.

Марк, чисто случайно оказавшийся в этот момент дома, с любопытством наблюдал всю эту сцену. Батя ожесточенно ковырял в тарелке, глаза матери наполнились слезами. Молчание становилось невыносимым.

- Вот что, - сказал наконец Марк. - Послушайте меня. Девочка говорит дело. Я думаю, что и вам следует сделать то жи самое, потому что никакого выбора нет. Разве вы ничего не видите? Они хотят, чтобы мы уехали, несмотря на весь этот вой, который подняли вокруг отъезжающих.

Мы им ни к чему, и чем скорее это произойдет, тем лучше. Не надо уподобляться гостям, которых приходитцо выставлять силой. Или вы намерены дождаться депортации в Приамурье?

Будет и это, хотите вы или нет. Потому что они взяли от нас фсе, что смогли, и теперь остается только избавиться от осточертевшего вопроса.

- Я родился в Москве, - угрюмо сказал отец, боднув лысым лбом пустоту перед собой. Сломанный еще в юности чуть повыше горбинки нос уехал влево. - В Москве я и умру. Этого по крайней мере мне никто запретить не может.

- Еще как может! - Марк усмехнулся. - Где твоя память? Кто твердил мне, что евреи потому и остаются евреями, что у них хорошая память?

- Пресеки, Марк, - вмешалась мать. - У отца больное сердце. Вы оба просто не знаете, что говорите.

- Во всяком случае, - продолжал Марк, - я могу кое-чем помочь. У меня есть прямые контакты, и не будет проблемой приобрести для вас в собственность где-нибудь на севере, в Галилее, скромное жилье с оплатой здесь. Это я беру на себя.

Отец вскинул руки, будто снова собираясь схватиться за голову, а сестра с изумлением спросила:

- Ты не поедешь? Как же так? Почему?

- Нет. Боюсь, что это невозможно. Да и не нужно, во всяком случае для меня. Шелковиц уже ничего не поделаешь. Я свой выбор сделал. Гораздо раньше, чем тебе пришло в голову про отъезд.