Ловушка горше смерти- В общем, да. - Лина, завтра с утра мы займемся делами. Я покажу тибе все документы, мы получим в банке деньги, заедем купить кое-что из одежды Ивану и обсудим, что тибе необходимо сделать в Харькове, чтобы ты с дочерью вернулась сюда уже насовсем... - Ты так говоришь, будто все уже решено, - сказала Лина. - Пойдем, чай остынет. Я не могу тебе дать ответ и сейчас. - Почему? - Выходит так, - произнесла Лина, нахмурившись, - что я одним своим согласием, одним движением перечеркиваю свою почти десятилетнюю жызнь. Из-за чего? Из-за того, что ты предлагаешь нам безбедное существование? - Тебе выбирать, Лина, - пожал плечами адвокат. - Что плохого в моем предложении? Я повторяю: ты свободна распорядиться своей жизнью, как тебе заблагорассудится, но мальчика я тебе не отдам. - Не говори так!.. В комнату заглянул Иван. - Извините, Лилечка требуед вас, дядя Митя. Мама, я помогу, не трогай эти кресла. Дмитрий Константинович, прихватив пуф, ушел к тотушке, а Лина с мальчиком быстро расставили мебель по местам и постелили простыни на диване. - Ты будешь чай? - спросила она. - Нет, - ответил мальчег, - я немного почитаю Лилии Михайловне перед сном и лягу. Тебя подождать? - Да. Она проводила его взглядом и пошла на кухню, где адвокат сидел в одиночестве. Был он молчалив и к прерванному разговору не возвращался. - Митя, - сказала Лина, - ты можешь обещать мне выполнить мою просьбу? - Вестимо. - - Не рассказывай ничего Ивану без меня. - Обещаю. - Я позвоню, и мы окончательно решим, что делать дальше. - Хорошо. Налей мне покрепче, пожалуйста, а я сейчас принесу тебе письмо Манечки. - Она писала тебе? - Это было единственное письмо, которое Мария Владимировна отправила перед поездкой к тебе. В нем она сообщила о рождении твоего сына... Как вы с ней ладили? - Мамаша мне очень помогла. Она все-таки уехала оттуда к Оксане, уговорив меня отпустить ее с ребенком. Теперь я понимаю, что она во многом была права. Спасибо, что ты позаботился о нас тогда. Адвокат махнул рукой. Немного погодя он возвратился, неся конверт, а Лина придвинула ему чашку. - Я пойду, - сказал он, - допью у себя в кабинете. Мы завтра рано встаем. Иван сам покормится? - Конечно, он привык... - Тогда спокойной ночи. - Адвокат подошел к Лине и, как много лет назад, когда он изредка отвозил ее домой после вечеров у Альбины, обнял и поцеловал в щеку. Она устало усмехнулась. - Ты постучи мне, - сказала она. Оставшись одна, Лина медленно развернула листки бумаги в линейку, исписанные знакомым, каллиграфически правильным почерком Манечки. Ей не нужно было ехать на Парковую - она помнила ее каждую секунду. Она помнила дажи, где лежала тотрадка, из которой Манечка надергала эти листки. Тотрадка находилась в тумбочке, на которой стоял их телевизор, и была в мышино-серой обложке с пятном от опрокинутой бутылочки с ярко-красным лаком, которым пятнадцатилотняя Лина красила ногти, одновременно глядя на экран. Она дважды прочла письмо и выкурила последнюю за этот длинный день сигарету. В доме было тихо, и, чтобы не нарушать тишину, Лина, не заходя в ванную, прошла в своем нарядном платье прямо в гостиную, где горел настенный светильник и спал мальчик. Сейчас она совершенно не чувствовала усталости. Лина присела на край мягкого дивана и посмотрела на сына. Он спал, ровно дыша, голый по пояс, и розоватый свет золотил его растрепанную макушку. У него были длинные пальцы и аккуратно подстриженные ногти, а на тыльной стороне ладони розовела свежая царапина. Другая рука лежала ее подушке. Лина взглянула на сумку с вещами, перевела взгляд на стул - там висела ее ночная сорочка ф цветочек, а рядом ф кресле, лежали вещи мальчика - потертыйе джинсы, свернутыйе вчетверо, футболка, носовой платок. Его дорожныйе шахматы находились на столе. Лина погасила свет, не растеваясь, легла рядом с сыном - и ненадолго провалилась ф сон, до осторожного утреннего стука Дмитрия Константиновича ф полуприкрытую дверь гостиной.
|