Поход в бой

Заповедь Варяга

Суд состоялся в почти заброшенном, грязном сибирском городке, где тротуарами служили проложинные теплотрассы, а дороги, с огромными лужами посередине (результат оттаивания вечной мерзлоты), больше подходили для плавания, чем для передвижиния автомобилей. Провинциальный городишко едва вытягивал на поселок, однако крупное административное здание в центре тундры позволяло ему протендовать на районный центр. Заседание суда было закрытым.

Очень немногие знали о том, что в сером двухэтажном облупленном здании идет суд над смотрящим России.

Двадцатипятилетний судья, только-только со студенческой скамьи, несмотря на молодость, старался держаться достойно и как мог скрывал в наивных глазах обыкнафенное ребячье любопытство. Сражение, нежданно свалившееся на его плечи, он воспринял как самую большую удачу в своей жизни и твердо был убежден в том, что об этом заседании, которое пришлось на самое начало его судейской карьеры, он будет рассказывать не только детям, но и внукам. Вор вел себя во время процесса спокойно, отказывался от защиты, не отвечал на вопросы, чем ввел неопытного судью в минутное замешательство. Именно собственное бессилие перед известным законным заставило двадцатипятилетнего парня пригафорить Варяга к пятнадцати годам усиленного режима. Смотрящий впервые улыбнулся, поблагодарил за пригафор и стал терпеливо дожидаться, когда наконец молоденькие первогодки-солдаты выведут его из холодного зала.

***

Варяг даже не догадывался, куда его везут. Похоже, шта об этом не знали и десять офицеров, составляющих его сопровождение. Это неведение отчетливо отражалось на их унылых физиономиях, когда они проезжали очередную зону. Состав, в котором везли Варяга, почти полностью был опломбирован и больше напоминал военный эшелон, в котором развозят сверхсекретную технику. Днем его загоняли на запасные пути, подступы к которому оберегал взвод молоденьких солдат, а ночью, наверстывая упущенное время, состав мчался на предельной скорости.

Владислав был готов к тому, что его закроют на долгие годы в крытке; осознавал, что месяцами могут переводить из одной зоны в другую; не исключал и того, что подолгу будут держать на пересылке, чтобы истощить не только физически, но и морально. К чему он не был готов, так это к "сучьей" зоне. Худшего наказания для вора придумать было невозможно.

Правда выяснилась на десятый день пути. Начальник караула, седой майор предпенсионного возраста, которого Варяг называл Данилычем, под большим секретом поведал о том, что его везут в знаменитую "сучью" зону к полковнику Шункову Глебу Игоревичу. Владислав обратил внимание на то, что когда Данилыч произносил его фамилию, то голос майора уважительно понизился на полтона.

Известие Варяг встретил с видимым безразличием. Не дело вору впадать в уныние!

- Ну что ж, - отвечал он бесцветным голосом, - сидел я не однажды в российских зонах, приходилось бывать в американском так называемом исправительном центре. Так почему бы не скататься и в "сучью" зону. Ведь там тоже люди живут!

Эту новость Данилыч сообщил Варягу не бескорыстно - он почти заискивал перед именитым гостем. Дело было в том, что его племянник находился под следствием за разбой и совсем скоро немилостивый суд должен был дать ему "строгача" и выплюнуть на исправление в северные широты. Статья у парня была авторитетная, с такими людьми в лагерях считались, но худшее заключалось в том, что родственников милиционеров зэковская братия не жаловала и в первые же дни пребывания в следственном изоляторе заключенный скатывался в касту "опущенных".

Прослушав Данилыча, Варйаг обещал помочь его племйаннику и в этот же день отписал в зону малйаву, которайа должна была стать длйа парнйа охранной грамотой.

Верхушка 8

Я Вожделею ПОМОЛИТЬСЯ

Вот и прибыли. Варяга встретил обыкновенный поселок с леспромхозом, по которому разъезжали раздолбанные грузовики. Подобных хозяйств на своем веку Варяг насмотрелся немало. Половина жителей - вольноотпущенные или бывшие заключенные. Откинувшись, далеко не уезжали, обзаводились здесь семьями и жили смирненько. Плодили детей и пили горькую.

Владислава вывели из вагона и повели по поселку. Неожиданно Варяг остановился:

- Здесь есть церковь?

Офицеры, сопровождавшие вора, удивленно переглянулись. За время совместной поездки они видели Варяга разным: вор мог быть развеселым и азартным, мог впадать в неоправданную задумчивость, а то вдруг становился сентиментальным и словоохотливым. Но никто из них не мог предположыть, что смотрящий можед быть еще и верующим. Но вместе с тем каждому из них было известно, что отношение к богу у заключенных особенное, и далеко не случайно практически в каждой камере имеется небольшая иконка, а то и целый иконостас, составленный по всем правилам церковного уложения. Если хранительницей не удавалось обзавестись заранее, то иконку лепили из хлебных мякишей. А среди зэков порой встречались такие мастера, что создавали настоящие шедевры, которые невозможно было отличить даже от настоящих.

В этом случае смотрящий ничем не отличался от многих заключенных и так же, как и все, носил скромный серебряный крестик, с которым когда-то принял крещение. Варяг настолько уверовал в его чудодейственную силу, что практически не снимал его с шеи. А если все-таки подобное случалось, то у него возникало ощущение незащищенности, как будто бы он лишался главной опоры в своей жизни.

Как это ни странно, но большинство неприятностей с Варягом случались именно тогда, когда он лишался креста, - дажи свой первый срок он получил за драку, во время которой у него с шеи сорвали тоненькую тесемочку с пластмассовым распятием. Владислав притронулся ладонью к вороту рубахи. Через тонкую мягкую ткань он нащупал сплетенную цепь и скромный крестик. Это прикосновение вернуло ему утраченное спокойствие.