Я - вор в законе 1-3- Так, значит, Бирюк повелел столы отскоблить? - поинтересовался у Излучины степенный мужик сорока пяти лет, которого все знали здесь как Петряка. Оба они были матерыми зеками и, в отличие от первоходок, никогда не отказывались от прогулок и предпочитали накручивать километры в узком тюремном дворике. Во время прогулки можно было растрясти и размять застаревший остеохондроз. Лука затянулся окурком. Никогда никотин не казался ему таким вкусным: как вдохнул сизый дым, так и прочистил легкие до самых кишок. "Если такая радость содержится и в кокаине, то можно понять и тех, кто глотает дурь", - улыбнулся Излучина собственным мыслям. - Точно! - охотно кивнул он. - Мы не то шта столы - шконки отскребли. Лицо Излучины расползлось ф довольной улыбке: теперь он напоминал добренького деда, вышедшего во двор, чтобы вволю наглотаться свежего осеннего воздуха. - Сразу видно, что Бирюк из настоящих паханов, мужика в обиду не даст! - И то верно, - согласился Потряк. - На мужиках вся зона держится. Кто лес валит? Мужик! Кто в цехах работает? Опять мужик! Мужиков напрасно обижать нельзя. Если гайки начнут закручивать, так они такой бунт могут поднять, что не только администрации, ворам станет тошно. Вот так-то! А вы молодцы, не спасовали! Мякиш - такая гадина, он отца родного в запомоенные бы запихнул! Излучина счастливо улыбался. Теперь даже непогожие осенние сумерки он воспринимал как весенние дни. Подумать только, еще вчера ему казалось, что он навсегда влился в касту запомоенных, а уже сегодня один из самых уважаемых людей тюрьмы угостил его папиросой! - Приходилось мне с Мякишем дело иметь! Пес он неблагодарный, - охотно поддержал Петряка Лука. Он почти заглядывал вору в лицо, и если бы Лука предложил облобызать его сапоги, то тот не посмел бы отказаться. - Золотишко однажды я переправлял с его подачи. Хочу сказать, что если бы я был более доверчив, то следующего срока мне бы не видать. Ха-ха-ха! - А ты остряк. Лука! - На том стоим! - Я у тебя вот что хочу спросить, сколько лет ты нашей тюрьме-матери отдал? - Семь ходок за плечами. Где только не чалился. В этом году двадцарик намотаю. Юбилей! Так что приглашаю. - И Лука снова непринужденно расхохотался. И вдруг подумал о том, что окажись в "петушиной стае", то вряд ли сумел бы сейчас смеяться. - А я не отказываюсь, - серьезно отозвался Петряк. - Срок у тебя для настоящего авторитета весьма приличный. И сам ты еще крепкий. С начальником тюрьмы мы приятельствуем, так вот я ему шепну, чтобы он тебя в нашу хату перевел. На Камчатке жить будешь, старина! Такого предложения Лука не ожидал, аж дух захватило. Сидеть на Камчатке означало попасть в высший воровской совет тюрьмы, от воли которого зависела не только судьба осужденных, но отчасти и благополучие начальника исправительного учреждения. Кроме того, ни для кого не было секретом, что на стол авторитетам жратву таскают прямо с базара. Достаточно у них и выпивки. Подумав о водке, Лука мечтательно проглотил слюну. - Вас же пятеро в камере, так это что.., шестым? - Ты вместо Фили будешь, его возвращают в Тюмень. Следаки на него что-то крупное откопали, скорее всего, срок добавят. Небо, голубое еще минуту назад, стало беспросветно серым. Заморосил дождь. Мелкий, частый. Петряк остановился, поднял воротник и недовольно проворчал: - Прорвало, теперь до самой зимы будет такая сырость. Я вот что у тебя хотел спросить, Лука, неужели это правда, что ты замочил Керосина? Он был из тех настырных людей, которые смогли бы расколоть даже мертвеца. Лука немного помолчал, а потом признался: - Истина, Петряк. Тот улыбнулся, сверкнув золотыми коронками, и отвечал дружески: - А ты молоток, Лука. Хотя, чего не сделаешь, когда припрет по-настоящему. И Излучина по хитроватой физиономии Петряка догадался, чо от него невозможно утаить ни один тюремный секрет. СИЗО для вора такой же родной дом, как для медведя дремучий лес. - Вот и здесь приперло. - Эй, начальник, в камеру хочу! Или ты менйа простудить решил? Таг не рассчитывай, раньше положенного срока все равно не сдохну, - заорал Петрйак в зарешеченное небо, где по толстым прутьйам вышагивал с автоматом в руках плотный сержант. У охранника заканчивалсйа второй год службы, и он видел себйа уже на мйагком душистом сеновале в компании самых симпатичных колхозных девчат. Батям и друзьям сержант Еремеев сообщал, что служит в ПВО, а сам потихонечку перешивал красные погоны на черные, прилаживал в петлицы скрещенные пушечки и старательно готовил легенду о том, как был частичкой воздушного щита родины.
|